В мае, за месяц до войны, Рыжуха ожеребилась. Деревенские бегали смотреть на жеребенка удивительной масти: белолобого с вороными удами, черной шеей, белым брюхом, серыми боками, по которым были разбросаны яркие рыжие пятна, с темной полосой по хребту и белыми чулками на ногах. Рыжуха была вся рыжая. Мужики дивились: Рыжуху водили на случку к породистому Воронку, у которого была белая полоса по лбу и белые щиколотки ног.
Пацаны не отходили от красавца. Носились с ним по лугу от ручья к ручью. Он громко ржал, взбрыкивал вверх ногами, крутил хвостом-обрубком. Если, накупавшись в омуте, дети долго нежились в тени на песочке под старой ивой, то забияка незаметно подходил и начинал трепать чубы зевак, подтверждая этим, что хватит валяться, пора резвиться. И в ночное, когда отводили лошадей на луг, шустрик хорошо просматривался и сумерках своими яркими пятнами. Дети давали ему разные клички: и Маек, и Пятнышко, и Яблоко, – но в паспорт записали «Серко». Взрослые звали Серко, следом и малышня вторила Серко да Серко. Первую военную зиму пережили сытно. За лето мужики, оставшиеся от первой очереди призыва, успели застоговать лугового сена, убрать урожай до осеннего бездорожья. На второе лето ребятня пробовала запрыгивать на Серко, но бабы ругались: «Куда лезете, спину сломаете, он еще не окреп». Вторую зиму было труднее. Мужики ушли на фронт. Овражки и луговины не косились. Выручило клеверное поле, кое-как свозили на сеновал перележалый клевер. На третье лето Серко запрягли таскать копны, попробовали пристяжным в жнейку, но услышав ржание и завидев лошадь, Серко начинал метаться, взбрыкиваться. Работа срывалась. Пришлось Серко охолостить, хотя мужики мечтали оставить Серко в производителях за его красоту, выносливость и понятливость. После этой процедуры Серко загрустил, сник, но к детям был по-прежнему ласков и притягателен. Мужал Серко – подрастали и дети. Но на четвертое лето, после полуголодной зимы, Серко вывели на свежую траву отощавшим и понурым. Те несмышленыши, которые три года назад резвились с ним, понукали его за плугом. К концу дня ноги у Серко дрожали, тело било ознобом. Не было сил тащиться до конюшни. Зерно в кормушку не попадало. Бабы окашивали запустевшие огороды, тащили из дома кто что мог, чтобы подкормить Серко.
В деревне остались две лошади: Серко и его мать Рыжуха, остальных лошадей отправили на лесозаготовки. Четвертая зима выдалась особенно тяжелой. Лето было дождливым, кормов на зиму не заготовили.
Зябь пахали в слякоть. Рыжуха не вынесла перенапряжения: упала на пашне и более не встала. Осенняя тяжесть работ легла на Серко: возить снопы на ток, пахать огороды, отвозить зерно на сушилку по раскисшей дороге. В феврале замело дороги, овраги засыпало снегом. Серко голодал. Кормили гнилой соломой со старых конюшен. От голода Серко обгрыз прясла и косяки. Весной слег. Пришлось разобрать простенок, чтобы вы-тащить Серко на солнышко.