Семья ожила, корова попалась спокойная, молочная. Жизнь наладилась. Дети подросли. Варвара помогала по дому, топила печь, готовила обед, полола огород. Братик смотрел за коровой, выгонял и встречал.
В 1948 году колхозникам разрешили давать паспорта, сняли некоторые налоги. Их, как семью фронтовика, освободили от всех налогов. Федосья пошла работать на почту станицы Григорьевской. Зарплата невелика, но деньги живые. Можно было купить хлеба и есть досыта. Приоделась, обшила сестру и брата.
В 1953 году на свадьбе у подружки приглянулся ей гармонист, веселый, задиристый, чубатый, кареглазый парень. Федосья к этому времени оправилась, налилась, порозовела. Черные глазки посверкивали из-за густых ресниц. Алый бант переливался в иссиня-черной косе. Федосья звонко подпевала бабам, заводила сама песни и умело их вела. Парню понравилась скромная, аккуратненькая дивчина. Стал расспрашивать. Бабы наперебой нахваливали: «Сирота она, работящая, чистоплотная, спокойная, ладная, баская, лучше девки в округе не найдешь». Через месяц посватался. Дала согласие, но при условии, что брата и сестру поможет поставить на ноги. Поженились. Зажили дружно. Перетащили дом из деревни на станцию, перебрали, подрубили, настлали новый пол, покрыли шифером, срубили конюшенку, баньку – получился обширный крестьянский двор. Потом завели козу, поросенка, курочек – одним словом, создали свое хозяйство. Через два года родился первый сын Володя, еще через два года второй – Коленька. Феня души не чаяла в детях. Муж после работы не отходил от сыновей, гордился ими. На седьмой год совместной жизни Федосье пришла нежданная, негаданная беда.
Как-то вечером Алексей пришел домой слегка выпивший, попросил Феню сесть за стол и объявил ей, что он полюбил другую женщину и без нее не может и часа, сегодня уходит к ней. Федосья отупело смотрела на мужа и думала: «Куда я с малышами? Старшему – четыре, младшему – два, куда, куда, куда?» – и вдоль стены свалилась с табуретки на пол. Когда пришла в себя, то увидела, что дети ползали по ней, тормошили и звали: «Мама, мама, мама!» Алексея в доме не было. Наутро побежала к золовке, наплакалась, поведала о горе, попросила ее посмотреть за детьми, сходила на работу, рассказала о своей беде, попросила восстановить на работе. Утром вскакивала, доила козу, кормила поросенка, давала корм курам. Готовила завтрак и обед детям, оставляла на полу, закутав в старые фуфайки. Пришла зима, корма козе заготовить не успела, дровами не запаслась. Начинались холода. Печь приходилось топить с полуночи, чтобы тепло сохранилось до прихода с работы. Силы иссякали. В один из вечеров, когда увидела, что корма козе нет, дров осталось на две-три топки, накормила детей, уложила спать, села и загоревала. Закручинилась – не перезимовать ей с детьми, лете умереть. Детей кто-нибудь вырастит. Вышла во двор, над воротами закрепила веревку, поставила табуретку. Вернулась в дом, одела свое любимое платье, поставила свечу под образа и долго молилась. Вспомнила свое безрадостное детство. Боль била под самое сердце, туманило сознанье. В голове билась одна мысль: «Брошенная, брошенная, брошенная!» Поцеловала детей, поклонилась на четыре стороны, попросила у всех прощения и вышла за двери. Только закрыла двери, как услышала плач ребенка и зов: «Мамочка!» Забежала, вскрикнула: «Господи, что я делаю, мы выросли сиротами, детей своих оставила бы бесприютными!» Успокоила детей, решила: продам поросенка, козу, как-нибудь продержу зиму, на лугу молодые побеги буду резать, лес рядом, за хворостом буду на санках ездить. Зима выдалась холодная. Федосья по утрам печь топила жарко, чтобы тепла детям хватило до вечера. Дети спали у печи на старых матрацах, закутавшись в поношенные пальто, истертые одеяла. В средине января Феня пошла на работу, а на душе было муторно. Старший Володя, проснувшись, решил, что тепла будет больше, если вытащить угли из печи. Нашел таз, совок и стал выгребать угли в таз. Некоторые угли упали рядом с тазом. Володя не заметил, как загорелась масляная фуфайка, которой был накрыт брат Коля. Огонь мгновенно охватил постель братика. Володька с перепугу залез под кровать. Коля проснулся, когда огонь полыхал у изголовья, он успел только натянуть фуфайку на лицо.