Русь моя неоглядная (Чебыкин) - страница 19

– Я тебе нравлюсь?

– Угу.

– Ну что значит это «угу». Можно я буду звать тебя Сашенькой?

Разыгрались. У Анны получалось неплохо. Когда удачно разбивала фигуру, от радости высоко подпрыгивала, хлопала в ладоши, кричала:

– Попала, попала!

Наигравшись, мы садились на лавочку. Она рассказывала смешинки, крутила головой. Косички, от которых шел запах цветущей черемухи, щекотали мои плечи. Глаза ее в такие минуты лучились. Анна рассказывала, что они выселенные из Поволжья немцы. Там у них остался большой дом, сад. Отец, коммунист, был директором совхоза. Дед в гражданскую был комиссаром продотряда, мама – завбиблиотекой.

В первые же дни войны отец ушел добровольцем. В декабре 1941 года погиб под Москвой. Глаза у Анны повлажнели. Она прошептала:

– Каждый вечер мы с мамой плачем, не пойму, почему нас выселили. Я была активной пионеркой. Окончила семь классов, из-за переезда пришлось идти в ремесленное училище. Полгода работаю на заводе токарем, план выполняю, а вечерами помогаю маме, хотя она и не старенькая, но ей тяжело. Она очень тоскует по папе.

Я прикипел к Анне. Если вечером ее не было, то тосковал, игра не ладилась.

Неожиданно меня вызвала завуч школы Бэла Яковлевна:

– Чебыкин, должна поставить тебя в известность, что Анна и ее мать – репатриированные. Будь осторожен, не кончились бы твои встречи объяснением в особом отделе.

Я был взволнован и перепуган. «Каким врагом народа может быть Аня, эта девчушка, которая работает на заводе, а мать моет полы в школе?

Она такая нежная, веселая – и вдруг враг. Чушь какая-то».

Я стал относиться к ней нежнее, заботливее, жалел за ее исковерканную судьбу. Расставаясь, Аня обычно чмокала меня в мочку уха и убегала. Как-то раз перед вечером началась гроза. Я вышел из класса в коридор, открыл окно и наблюдал, как к горизонту уходили черные тучи, в которых то и дело вспыхивали молнии. Кто-то сзади обхватил меня. Спрашиваю: «Катя? Лида?»

– А почему не Аня?

Два тугих мячика прижались к лопаткам. Ее губы у шеи. В затылке застучали молоточки. В глазах поволока, молнии сливаются в одну алую полосу. Я хватаю Анины руки, обхватывающие мою голову, но она вырывается и убегает. После экзаменов нас отпустили на три дня домой. Готовились к выпускному вечеру.

Мама сшила белую рубашку в голубую полоску, отутюжила костюм брата, который погиб в сентябре 1941 года.

Прибыл на выпускной цивильным парнем. Аня увидела, подбежала, радостно воскликнула:

– Сашенька, какой ты красивый!

– Пойдем со мной на выпускной, – предложил я.

Анна прижалась лбом к моей челке и заплакала: