Русь моя неоглядная (Чебыкин) - страница 21

9 мая 1945 года. Председатель Сельского совета – маленький, горбатенький, всеобщий любимец, честнейший человек – бежит к школе, машет руками и глухо кричит: «Победа! Победа! Победа!». Учителя и ученики выбежали во двор. Обнимаются, плачут. Все сбежались на площадь к репродуктору. Слушают голос Левитана.

Мы, школяры, рады – по домам. Надо срочно сообщить радостную весть в деревне. Из села домой вела тропинка по длинному-длинному логу мимо госпиталя. По луговине звонко журчал ручеек. Зеленела молодая трава, усыпанная яркими цветами одуванчика и лютика. Вспыхивали лазоревые пятна незабудок у ручья. В душе песня: «Победа, Победа, Победа…» Все, кто мог двигаться, выбрались на лужайку у оврага перед госпиталем. Многие с аккордеонами. Неходячие устроились в проемах раскрытых окон. И по оврагу лилась музыка аккордеонов. И этот звук догонял и перегонял меня, и остался в сердце на всю жизнь, как память о Дне Победы.

1999, декабрь

Горькое слово «победа»

Деревушка Звонари раскинулась по косогору вдоль ручья. Починок невелик – семь домов. Кругом на десятки километров хвойные леса, со сколками осинника и березняка, да прогалинами гарей. Первым на косогоре поселился Мелентий Пестерев. Наверное, деды занимались прибыльным промыслом – плетением пестерей из лыка. Пестер за спиной удобен и легок. Хлеб в нем не мнется и не крошится, и продукты хранятся долго.

Иван ушел из Строгановских солеварен. От едучей соли ноги стали пухнуть, подошвы полопались, уши обвисли, дыхание стало барахлить, нос не дышал. Забрал молодую жену, голубоглазую, краснощекую, поджарую Марфу, двух малых сыновей. На ярмарке купил лошадь с телегой, молодую корову, плуг и необходимое для ведения хозяйства и подался в лесные дебри. Пока не набрел на этот веселый косогор, заросший черемухой и липняком. Посредине холма из-под старой липы пробивался родничок. Струя била вверх на аршин и неслась вниз по каменистому руслу, образуя через каждые две-три сажени водопады. Ручей стекал по восточному склону. Над родником Иван срубил сруб, из плах соорудил покатую крышу. Зимой сруб заметало снегом до верха, но подход к источнику был свободен. Ручей был до того боек, что в тридцатиградусный мороз не замерзал. Чтобы освоить землю под пашню, Иван не стал пускать пал, пожалел лес. Вверх косогора отвоевала лиственница. Очистил склон черемушника, где суглинок был перемешан с лиственным перегноем. Посеял, рожь выросла плотной. Колосок к колоску. На вырубках лиственницы, которая шла на стройку, первые два года сеял репу. Кругом глухомань на десятки километров.