Но нет…все оказалось иначе. На девушку смотрели глаза цвета старой зелени, а не небесной лазури. И голос был лишь, чем-то отдаленно похож на «его» голос. Может быть тембром, а может быть девушке просто так хотелось.
— Да, пожалуйста, — положительно ответила Елена, открыто смотря на мужчину. Пусть хоть случайное соседство отвлечет ее от невеселых мыслей.
— Почему такая красивая девушка грустит? — поинтересовался слегка рыжеватый мужчина, усаживаясь рядом.
— Разве похоже, что я грущу? — поддержала Елена разговор. — Скорее просто задумалась.
Девушка не думала, что душевные страдания написаны на ее лице. Это плохо. Надо обязательно спрятать их поглубже. Ведь она возвращается домой. А там бабушка, которая как рентген все видит и замечает. Уж она непременно поинтересуется почему внучка приехала расстроенная из заграничной поездки.
— Нет. Нет. Точно грустите. Не надо. Такой красивой девушке не к лицу печаль.
— А что к лицу?
— Милая добрая улыбка, а еще лучше мягкий смех.
— Так где же его взять? — искренне спросила Елена.
— Я вам подарю.
— Хм. Очень интересно.
— Не верите?
— Ну. Как бы не очень.
— Тогда смотрите, — и незнакомец без дополнительных слов показал вначале раскрытую ладонь, покрутил ею, пошевелил пальцами. — А теперь. Ап.
И мужчина второй рукою сымитировал как будто отрывает себе большой палец на руке и выбрасывает его, в итоге оставляя четырехпалую руку.
— Не смешно? Да? — разочарованно скривился рыжеволосый. — А я думал, что заставлю вас хохотать.
И он состроил такую трогательно-расстроенную мину, что Елена не выдержала и улыбнулась.
— Хохотать может быть и не заставите, но повеселить своей пантомимой смогли точно, — ответила девушка.
— Ну вот видите. Я же говорил, — сказал мужчина, чем напомнил, произнесенным словосочетанием, Аполлона.
Нет. Не надо вспоминать и бередить душу. Запретила сама себе Елена. Все забудется. Быльем порастет. Тоска перемелется — мука будет. Жизнь же не стоит на месте, а идет своим чередом. Одни воспоминания сменяют другие, впечатления каждые последующие оттесняют назад предыдущие. Она сможет его забыть и выбросить из памяти. Она сильная.
— Что я опять сделал не так? — обеспокоенно добавил рыжеволосый.
— Все хорошо. Это я по привычке.
— Избавляйтесь от вредных привычек.
— Это да, — думая о своем, подтвердила девушка. — Вредные привычки надо жестоко модерировать.
Вот еще бы об этом сказать своему сердцу, которое осталось совершенно в другом месте, плененное по ошибке лазурноглазым похитителем. Где-то она читала, что первый мужчина вытравливается в сердечной памяти навсегда, оставляя след до самых последних дней бренной жизни. Когда же воспоминания о нем подернутся дымкой других воспоминаний? Чтобы его образ не бередил душу, не разрывал сердце.