Это было два года назад. Бесконечную, кошмарную вечность назад.
Но сейчас я могу это всё оставить позади. Могу.
Мотнув головой, чтобы прогнать воспоминания, сосредотачиваю свои мысли на происходящем. Тори знает эти тайные коридоры почти так же хорошо, как я. И мы уже почти добрались до её покоев.
— Я вчера провела Малвайн во дворец так, чтобы видели мои слуги, — шепчет моя подруга. — Она была в той накидке с глубоким капюшоном, что мы приготовили для тебя, старательно прятала лицо и бормотала всякую околесицу. Все теперь просто уверенны, что мне в голову ударила блажь взять с собой ведьму-прорицательницу.
— Прорицательницу? А если меня попросят что-то предсказать кому-то?
— Так скажи, что я приказала прорицать только мне. Дочь Танраггоса я, или кто? — хмыкает она.
— Бедный демон. Он даже не представляет, кого в жёны собрался взять, — мои губы вздрагивают в намёке на улыбку.
— Подожди. Ты сейчас, правда, улыбнулась? И пошутила? — Тори действительно останавливается и заглядывает мне в лицо, едва освещённое плывущим перед нами светлячком. Обнимает порывисто, стараясь не трогать спину. — Богиня пресветлая, ко мне возвращается моя Мина. А я боялась, что он сломал тебя окончательно.
— Сломал, Тори. Сломал, — грустно улыбаюсь я. — Прежней мне никогда не быть.
— Ничего. Ты же слышала, что говорила Малвайн. Ты исцелишься. И всё будет хорошо.
— Я очень постараюсь не упустить это «хорошо» — обещаю ей. — Ты добыла то, что я просила? Капюшона будет мало, чтобы замаскироваться. А вдруг он увидит меня по пути.
— Всё добыла, Мина. И то, что ты просила, и кое-что ещё, — многообещающе улыбается Тори. — Никто тебя не узнает. Сейчас придём ко мне и займёмся твоим преображением.
Однако, когда мы наконец оказываемся в покоях Тори, первым делом она тащит меня в свою купальню и требует раздеться, чтобы осмотреть и обработать мою спину. Я ещё пытаюсь как-то возразить, но подруга упирается на своём, как всегда яростно доказывая свою правоту. Приходится уступить.
— Это лишния трата времени, — всё же вздыхаю я, сидя обнажённой на мраморной скамеечке и слушая шипящие ругательства Тори за моей спиной.
— Да неужели? — зло бросает она, стирая засохшую кровь с моей кожи.
— К утру всё затянется. Обычно даже рубцов не остаётся. Хотя, в этот раз, конечно, могут остаться — во мне сейчас магии почти нет, — осторожно пожимаю плечами.
— Боги, мне сейчас хочется пойти и убить его. Мне стыдно, что я его дочь, — рычит подруга. И её интонации очень не вяжутся с теми невесомо-бережными и осторожными прикосновениями, которыми она обрабатывает оставленные мне мужем следы от кнута. — Боги, Мина, ты никогда не показывала… Я знала, но… Сейчас так мерзко и гадко себя чувствую… что ничем не помогла тебе раньше… что не нашла способ тебя спасти. Мне больно на это даже смотреть, а ты спокойно мне говоришь, что к утру всегда заживает. Прости меня.