Дорвались. Весь день нам приходилось вежливо улыбаться друг другу и активно изображать влюбленных. Это безумно сложно, когда так и хочется сказать какую-нибудь гадость, ущипнуть или, на худой конец, поругаться.
Но вместо этого ты послушно даешь ему свою руку, мило улыбаешься и таешь под теплым карим взглядом. Невозможно угадать, Марк такой хороший актер или это реальный Громов воспользовался моментом, чтобы показать свои чувства?
По сюжету мы столкнулись рядом с одним из коттеджей, я картинно уронила сумку, содержимое которой рассыпалось по дорожке. Помог. Наши пальцы соприкоснулись - мои щеки вспыхнули сами собой, без команды режиссера.
Позор, Кожевникова. Как школьница! Я себя пилила, зато режиссер хвалил. Сняли такую сцену с одного дубля.
А дальше всё, как по нотам: завтрак в лесу на поляне с ромашками, шампанское в стройных бокалах, романтичная прогулка среди яхт. Я даже разглядела знакомую, впервые обратила внимание на название… “Счастье”. Кхм, да. Оно, оказывается, тогда ко мне привалило, а я и не заметила. Или нет, заметила, почувствовала и теперь не могу придумать, что с этой ерундой в жизни делать. Головоломка для блондинки.
Разумеется, никакой настоящей романтикой на съемках и не пахло. Только рабочая, только хардкор. Мы брались за руки раз тридцать, обнимались несчетное количество раз с четким указанием куда положить руки, как откинуть волосы и в какую точку смотреть.
Стоит ли говорить, что к вечеру я была выжата, как лимон, и ссора на камеру стала моей единственной радостью?
***
- А теперь заключительная сцена, - недовольный жизнью и поступком Громова режиссер небрежно махнул рукой в сторону ярко-алого в этот вечер заката. - Бегом по местам, у нас мало времени. Закат не вечен!
Потому что такая красота и не должна быть вечной, иначе мы перестанем её ценить. Я смотрела заходящее солнце, алое отражение в воде и светлый песок пляжа. В эту минуту мне захотелось угнать “Счастье” и уплыть в закат. Возможно, даже прихватить одного несносного Принца. Хотя нет, тогда это будет не угон. Зато сойдет за похищение…
- Начинаем! - резкий голос режиссера выдернул меня из мыслей о веревке, Громове и побеге в закат. Мы спасаем Тину, так что никакого “счастья”, только работа.
Я обернулась и посмотрела на Марка: блики заходящего солнца в карих глазах, хитрая улыбка на губах и тени от взлохмаченной челки на лбу. Кажется, сейчас его страдания будут вознаграждены. Вот только интересно, как?
О содержании заключительной сцены я не знала ровным счетом ничего. Режиссер снова требовал достоверности и сомневался во мне, но не в Марке. Этот засранец точно был в курсе ситуации.