Декорации изменились. Первое, что увидел Лев, открыв глаза, – серебристую ленту в своей руке – той, которой только что тянул шнур. На другом конце ленты маячил огромный розовый воздушный шар с серебристыми выпуклыми буквами: «С юбилеем! Один год!» Он шел в толпе смеющихся радостных людей по центральной аллее городского парка. Узнать это место не составляло труда. Справа медленно поднимались к небу покачивающиеся кабинки колеса обозрения, слева тянулись ларьки с традиционными попкорном и сахарной ватой. Рядом шла Вера, крепко держа его за руку, будто боялась потеряться в пестрой, хаотично движущейся толпе. Лев искоса, украдкой, посмотрел на жену. Выглядела она неважно, даже макияж и улыбка ее не красили, тем более что улыбка выглядела какой-то дежурной, будто Вера улыбалась, потому что все вокруг улыбались. И дело было даже не в темных кругах под глазами, раскинувшихся на пол-лица, как у вампиров, не в серой безжизненной коже, не в морщинах, волнами изогнувшихся на лбу, а в напряженном, тревожном взгляде, неотрывно прикованном к детской коляске, которую катила ее сестра Надя, шагавшая рядом. Вернее, к ребенку, спящему внутри и почти полностью скрытому сетчатой накидкой: видны были только смутные очертания нижней половины крошечного личика под съехавшей на нос шапкой. Вера, целиком поглощенная созерцанием их годовалой дочери, явно ничего больше не видела. Ничего и никого. И уже давно.
Жена перестала замечать мужа с того момента, как Раюшка появилась в их семье. Если и удостаивала коротким строгим взглядом, то лишь для того, чтобы озадачить очередным поручением или отругать за что-то, что муж сделал не так. А «не так» он, по ее мнению, делал все. И Лев избегал попадаться ей на глаза: допоздна задерживался на работе в будни, а в выходные боялся высунуть нос из домашнего кабинета, чувствуя себя жителем оккупированной территории.
Сегодня отсидеться в кабинете было невозможно, ведь был особенный день: исполнился год со дня рождения Раюшки, и они решили выбраться в парк. Лев надеялся, что Вера оживет, увидев окружающий мир. Но она его не видела. Она смотрела только на дочь.
Надя захотела купить сахарную вату, и Лев взял у нее коляску. Девушка отошла к ларьку, где продавщица наматывала на длинные палочки белые воздушные коконы, и вскоре вернулась с огромным пошатывающимся облаком, улыбаясь во весь рот, отчего ее юное лицо стало совсем детским. Раньше Вера тоже так улыбалась – наивно, открыто и заразительно. Тогда сестры были очень похожи. Теперь же Лев смотрел, сравнивая их лица, и удивлялся, какими разными они стали. Кто бы мог подумать, что эмоции могут так влиять на внешний вид человека.