Краем глаза я наблюдала за Орловским. Он попеременно обжигался, ругался едва ли не матом, замешивал всё новые порции теста. И когда настала очередь сервировать первые порции, у нас были готовы сносные панкейки, миска ванильного соуса и нарезанные фрукты.
- Давай их свежими подадим, я ни черта не успеваю, - едва не крича, проговорил Орловский, когда возле нашего стола затанцевали от нетерпения гогочущие и шумящие дети в сопровождении взрослых.
- Ну, уж нет. Ставь две сковороды, на одной я быстренько сделаю фрукты без коньяка, а ты устрой им шоу фламбэ. Только спрашивай при подаче, не подшился ли кто перед этим.
Шутка вышла так себе, но Андрей чуть нервно рассмеялся, подмигнул мне, и между нами снова установилось что-то похожее на перемирие. Теперь оставалось только довести чёртовы панкейки до готовности, положить всё вместе на тарелки и отдать страждущей голодной толпе.
- Я сейчас сдохну, - пожаловалась я в никуда, когда до конца подачи оставалось минут пятнадцать, а количество людей, выстроившихся в очередь у столов, всё не уменьшалось.
- Держись, малыш, мы почти у цели.
Легко сказать. Я уже вымоталась настолько, что мне даже всё равно, как он ко мне обращается, и обращается ли вовсе. Если это первый конкурс, то что же будет, когда мы начнём подбираться к финалу? Впрочем, что толку об этом думать, если с подводной лодки мы с Орловским никуда деваться не собираемся.
- Всё! - выдыхает Андрей несколькими минутами позже, ставя на стол последнюю порцию. - Иди сюда!
Он, не спрашивая разрешения, притягивает меня к себе перепачканной в сладком рукой, обнимает, зарывается носом в волосы, и мы стоим так некоторое время. Я - жутко растерянная, а Орловский… О, понять, что чувствует и хочет Орловский я уже отчаялась напрочь.
Толпа голосует, а мы идём в павильоны хоть немного отдохнуть. Все переговариваются, обмениваются впечатлениями. Возле Орловского вполне ожидаемо маячит Милена, по которой никогда не скажешь, что она только что три часа готовила на солнцепёке для двухсот человек. Всё такая же - будто не от мира сего. Даже фартук чистый, без единого пятнышка.
Марк садится рядом со мной, без конца балагурит и шутит, и я могу отвлечься хоть на что-то. Вступаю с ним в беседу, правда, она мне не особо удаётся. Я просто без конца смеюсь, и хоть иногда то и дело мой взгляд натыкается на милующихся Милену и Андрея, мне уже не так обидно это видеть.
Впрочем и милуются они весьма условно - за те несколько раз, что я смотрела на Орловского, встречала его сердитый взгляд в ответ. Как будто ему было гораздо интереснее расточать такие красноречивые взоры в нашу с Марком сторону, чем общаться с Милкой.