Дверь фашисты не стали взламывать. Побрезговали. Там же кровавое месиво! Солдаты-каратели встали на лыжи. Ушли. Постепенно затих вдали лай собак. Афанасьев окольными путями вернулся на хутор. Бояться ему было нечего - свидетелей-то не осталось! Свои следы у землянки он тщательно уничтожил. И заработал у новых хозяев еще кус земли к своему хутору.
Над землянкой, обгоревшей даже у трубы над крышей, взошла луна. Высеребрила снег. Мохнатые ели держали полные лапы снега, чуть покачивались на ветру. Сладковато тянуло из-под земли пороховой гарью. Потом луна ушла. Засветился восток, и легли на снег голубые тени деревьев. В землянке было черно, угарно, скользко от крови. И еле-еле стонал в беспамятстве, почти неслышно, Романов-младший. Потом пришла ледяная боль в ступнях, в руках, полыхнула по телу. Это привело Романова в чувство. На теле мерзлая, слипшаяся одежда. И тишина. Чернота и безмолвие.
Нашли его через двенадцать часов. Он только и успел предупредить: "Афанасьев..." - и потерял сознание.
Партизаны казнили предателя рано утром. Афанасьев то истерично ругался, то, ползая на четвереньках, размазывал по щетине слезы, скулил умоляюще. Его поставили рядом с прорубью. Ударил короткий залп. Пополам переломилось тело, ударилось о лед, застряло. Брезгуя касаться предателя руками, партизаны столкнули его в воду прикладами…
Так закончился рассказ Дмитрия Андреевича Никандрова. Мы сидели с ним в сумеречной, тепло топленной избе, не зажигая света. Вечерело. Синие тени ложились на занесенную снегом реку. На ту же самую реку.
"Тайник - внутри сруба..."
И опять перестук колес. Диск полей, вращающийся от окна к горизонту, грохот пролетов.
Город Торопец старше Москвы - ему около тысячи лет. В церковном соборе сегодня краеведческий музей. В сводчатых залах - доспехи Александра Невского, оружие русских ратников и напротив трофейные мечи и шлемы тевтонских псов-рыцарей. В другом зале - скорострельные пулеметы, автоматы ППШ - оружие героев города, а напротив - трофейные фашистские шмайсеры, каски и прочий железный хлам. Очень впечатляющее соседство.
В других церквях, попроще, - где склад, где подсобное помещение. Вообще, в Торопце церквей без счета. Рассказывают, что они возникали так: местные купцы много торговали с иноземцами, продавали холстину, мед, зерно, кожи - все, чем богата Русь. Набивали мошну. Но этого им казалось мало. И они стали сплавлять за границу товары, как теперь принято говорить, ниже уровня мировых стандартов, много ниже. Пеньку - так с гнильцой, мед - с горчинкой, зерно - проросшее. Отхватив куш, ставили церковь. Ублажали господа бога взяткой. Долго терпели убыток иноземцы от хитроумных купцов, но однажды всерьез озлились и ударили челом Екатерине. Тогда и вышел указ: "Не торговать торопчанам с иноземцами". Новых церквей больше не строили, а которые были, стоят и по сей день. Есть и действующая. О церквях я рассказываю не зря. Как ни странно, но к одной из них меня привела нить поисков.