— Про мужчин, которые не могут быть с одной женщиной, им все разнообразие подавай, своего рода экстрим. Мне так отец объяснял, а еще говорил, что это слабость и настоящий мужчина никогда свою любимую женщину не обидит такими интрижками. Я вот только не стала уточнять, не обидит в смысле, не позволит ей узнать или имелось в ввиду, не будет ни с кем тайно встречаться.
Ух, ты какая у нас интересная философия нарисовалась! Я прям заслушался.
— Мудрый у тебя папа был.
— Но слабовольный, мама из-за него плакала. И я тоже.
— Так ты из-за отца теперь никому не доверяешь? Или у тебя есть парень?
Что-то так заел меня этот вопрос. А почему у нее, собственно, не должно быть парня — этакого очкарика-ботаника, который ей стихи читает и по цветочку дарит со стипендии. Другого с ней рядом даже представить не могу, хотя… Все как раз может быть наоборот, это Настюша на работе такая скромница, а дружить может и с хулиганом. Пацаны обезбашенные хорошим девочкам нравились завсегда.
— Нет.
Как-то мне полегчало сразу.
— И не из-за отца, просто…
Смотрю, задумалась, будто хочет что-то сказать и не решается, не стал ее торопить, вообще, девчонку не надо торопить, пусть сама все решит и на все согласится. Меньше будет потом обид. Подружились и разбежались. А вот с Настей, думаю, не сработает эта схема. Настю мне почему-то хочется до конца понять, а потом уже дальше идти. Одному. Как всегда.
Молчит. Укладывает любовно свои сыроежки, уже полведерка набрала, оглядывается растерянно.
— А вы знаете, где машина? Я совсем не запоминала дорогу.
— Да ты что! Я ведь тоже. На тебя надеялся, раз ты в грибах понимаешь, то и лес должна знать.
Стоит передо мной, смотрит недоверчиво, так захотелось ее схватить и прижать к себе, просто подержать рядом, уткнуться носом в ее шею, наверно, пахнет хорошо… девочка. Слюну сглотнул, куртку одернул ниже, как бы не заметила мой четко выраженный интерес — точно бы испугалась.
— А что теперь делать?
— Ну, что делать… В лесу будем жить, соображу шалашик, грибы твои на костре поджарим, пару деньков продержаться должны, а потом, может, нас и найдут.
Мгновение будто остановилось в ее расширенных зрачках, а потом это знакомое уже досадливое движение темных бровей и сморщенный носик:
— Да вы шутите, как всегда! Не поверю, чтобы вы не знали дорогу.
Тут я не выдержал, вдруг стало смешно, такая она милая была, когда рассердилась почти всерьез.
— Давай руку, пойдем, выведу тебя на поляну.
— Я могу и так идти.
— Так не правильно будет. Из леса всегда за руку выводят, я точно знаю.
— Да ладно вам! Только что сочинили.