Приходится сожалеть о том, что дневники и записки я вел нерегулярно, от случая к случаю, в зависимости от обстоятельств и прежде всего от боевой обстановки. Многое потеряно бесследно, но и то, что сохранилось, дает возможность с достаточной полнотой воспроизвести картину и ход событий.
Записывал я не только свои дела и мысли, но дела и мысли товарищей, знакомых, друзей по оружию. Ведь, как это ни кажется удивительным, люди, независимо от уровня теоретической подготовки и тяжести условий, и тогда не прекращали учиться; на собственном опыте они совершенствовали методы борьбы. Во время бесед или при решении задач, диктуемых обстановкой, они по свежему следу давали весьма интересные и точные определения, обобщающие наш опыт.
Вот первая, попавшаяся под руку заметка из дневника от 30 июля 1942 года. Я записал беседу двух товарищей: подполковника Алексея Бондаренко — комиссара объединенных партизанских отрядов Брянских лесов — и подполковника Иллариона Гудзенко — командира второго отряда имени Ворошилова. Гудзенко, помню, был удивлен собственным успехом и негодовал по поводу того, что в партизанской войне опрокидываются всякие представления о «правильном» ведении боя.
— Когда я оказался прижатым к Неруссе, — говорил он Алексею Дмитриевичу Бондаренко, — я считал, что все кончено, не миновать мне купаться в реке. Через вашего заместителя получаю приказание штаба — бросить обоз, тяжелое вооружение и мелкими группами немедленно возвращаться в исходное положение; задача — нанести врагу удар с тыла. Я просто оробел. Вернуться в исходное положение через боевые порядки врага поодиночке! Рассеяться, как туман, и опять где-то собраться в одно облако! Да это страшнее, чем броситься в Неруссу или Десну!.. А смотрите, что получилось: всю вражескую группировку разгромили!.. Чорт его знает, век воюй, век учись!
Успех операции был действительно неожиданный. Отряд Гудзенко разгромил два мадьярских батальона 38-го полка, уничтожил более двухсот солдат и офицеров, сорок взял в плен, захватил трофеи — двенадцать пулеметов, две пушки, несколько автомашин, триста тысяч патронов.
Гудзенко был кадровым офицером, а Бондаренко в прошлом партийный работник и военным никогда не был. Мы сидели на лесной поляне около командного пункта, в глубине Брянского леса, а вокруг на много километров были разбросаны немецкие войска. И партийный работник Алексей Дмитриевич Бондаренко поучал кадровика:
— Ну, а теперь понял? Отходя к Неруссе, ты, наверное, думал разыграть большое сражение. Не выйдет так. Давно уже ты стал военным особого рода: ты партизан, и твои действия очень часто зависят от обстановки, которую ты не имеешь ни сил, ни возможности изменить. Мы, партизаны, имели общие планы, имеем цель, стремимся к этой цели, но конкретное решение боев или сражений, таких, например, какие ты провел в эти дни, рождается нередко на ходу.