Гитлеровец пришел... Он мог сделать с ней, с Галькой, тетей Ирой, бабушкой что угодно, и никакой защиты от него не было.
В этот день Галька больше уже не увидела своего любимца петуха.
- Немцы Ивана съели, - плача, объясняла она потом своей приятельнице, маленькой Любаше.
А Любаша все боялась, как бы немцы не съели и старого кота Ушастика, мирно дремавшего, свернувшись калачиком, на лавке, возле печки.
Вдвоем с Любашей Галька перенесла кота в лукошке на кухоньку и прикрыла сверху мешком, уговаривая его не вылезать.
Теперь ленинградцы и сами старались пореже выходить из дома.
А войска в деревню прибывали. Оккупанты располагались на постой, занимая лучшие избы. В ветхую избу бабушки Фроси немцы, к счастью, больше не заглядывали.
Порой в деревне раздавались выстрелы - солдаты стреляли в собак, охотились за уцелевшими курами. Весь вечер до поздней ночи на дороге урчали тяжелые грузовики, слышалась чужая гортанная речь. Тиликали губные гармошки.
Глава вторая
Прошла неделя, другая... И вот однажды утром, когда семья собралась за столом, Галька, сидевшая у окошка, вдруг скатилась с лавки и бросилась к Зине:
- К нам полицаи идут... Прячь меня. Я боюсь.
- Уже... - Дядя Ваня побледнел. - Так я и знал. - Высокий, широкоплечий, с темными длинными волосами, зачесанными назад, на первый взгляд он казался богатырем, однако впалая грудь и болезненный цвет лица выдавали съедавшую его чахотку. Тетя Ира кинулась было прятаться в кухоньку, но дядя Ваня остановил ее, вскинув свою беспалую руку. - Бесполезно... От них не спрячешься. - И, вынув кисет с табаком, стал закуривать.
- Не к нам... - успокоил всех Ленька, тоже подскочивший к окну. - Они к Азолиным пошли.
Тетя Ира, тяжело вздохнув, снова присела на лавку у стены.
- Зайдут на обратном пути, - предположил дядя Ваня, нервно затягиваясь цигаркой.
В избе установилось напряженное молчание.
И тут, словно нарочно, на середину избы вылез Ушастик и, усердно облизывая лапу, стал "замывать гостей".
- Это еще что?! - застонала тетя Ира и вышвырнула кота за дверь.
Через несколько минут, громко топая, заскрипели под тяжелыми шагами половицы в сенях, и в избу ввалились двое полицаев с белыми нарукавными повязками.
- Здравствуйте!.. Гостей не ждете? А мы вот к вам пожаловали... заговорил, видимо, старший из них, лет пятидесяти, темноволосый, с уже тронутыми сединой висками и потому особенно резко выделяющимися смоляными усами на впалом лице.
Другой, помоложе, белобрысый, молча осматривался кругом.
Дядя Ваня освободил место за столом, пересел в угол, рядом с сестрой и Зиной.