беспробудная метель,
затяжным кошмаром
жизнь на вечной мерзлоте.
Пять шагов до воли,
да засовы на дверях!
Прокурор доволен —
нам сосватал лагеря,
завтра на рассвете
улыбнись судьбе назло,
что грустить об этом —
это всё давно прошло.
Трубы ты оставил —
будут воды и огонь,
длинные составы,
бесконечный перегон,
затхлые кюветы
и дорожная тоска
как преддверье в эти
вековечные срока.
Наконец свободен —
больше нечего терять!
Завтра мы с тобою
уезжаем в лагеря,
словно листья с веток
мы летим к своей судьбе,
что жалеть об этом —
всё твоё навек в тебе.
Полковая песня
Синий доломан,
серебристый крест,
не своди с ума
ты чужих невест,
Бурцев ждёт на пир —
торопись, гусар!
не обсохнет спирт
на густых усах.
Ментик на плече,
шитый золотом,
оспою свечей
ночь исколота,
всклочена ворон
злыми воплями,
утро эскадрон
встретит во поле.
Пена на боках,
хрип затравленный,
нервы седока
в шпоры вплавлены,
лихо отблистал
день без роздыха,
вспыхнет сабли сталь
в мутном воздухе.
Густо солона
к брюху чалого
кровь по стременам
струйкой алою,
медленно в седле
всадник клонится,
припадёт к земле —
успокоится.
В зелени ольхи
и смородины
развяжи грехи
ему, Родина.
Скорых похорон
скорбь короткая,
хищный хрип ворон,
мгла сиротская.
Враг со всех сторон,
скачка начата,
завтра эскадрон
срубят начисто,
вдоль дорог в пыли
мусор да зола,
пушки бьют вдали,
бьют колокола.
Реквием
Зима. Безмолвные снега.
Ночные холода.
Сомкнуло льдами берега
в замёрзших городах.
Ночь стынет в ледяных тисках,
болезненно долга,
как циферблатная тоска
в бессмысленных кругах.
Мы тонем в вязких смолах тьмы
с огарками стихов,
под крики третьих, и седьмых,
и сотых петухов,
а время замкнуто стальной
ловушкою кольца,
и кружит ночь, слепая ночь,
без цели и конца.
Но прорываются в рассвет
стихи сквозь мутный снег,
хоть запропал поэт навек
на полпути к весне,
от стыни ледяных оков,
от мёрзлых февралей,
от миллионных петухов —
до первых журавлей.
Художник
Если гаснут краски, пав на мольберт,
как зола в потухшем костре,
я тебя научу, как чувствовать свет —
просто веки бритвою срежь.
Ремесло и школа — это брехня,
так проста таланта цена —
воспалённым глазом к исходу дня
ты почувствуешь свет сполна.
Если воду из глины можешь давить,
ну а пальцы всё же слепы,
как перчатку кожу с руки сорви —
и прозреет она — лепи!
с искушеньем факел орущих рук
утопить в бинтов белизне.
Я могу научить, как чувствовать звук —
только это ещё больней.