Глава четырнадцатая. Жизнь не черновик, переписать невозможно...
Юлька как чувствовала, что я неусыпно слежу за ней из окна башенки. Утром по двору пробегала быстро, низко опустив голову, а когда приходила домой, то дверью громко хлопала и больше не показывалась. Сергей тоже ходил мрачнее тучи, и больше на мои вечерние прогулки с Линдой к реке не напрашивался. Он сдержанно приветствовал меня при встрече и торопился уйти, объясняя такое поведение своей неверояной занятостью на работе. Я его прекрасно понимала. Когда в поезде вдруг нападает откровенность и ты рассказываешь все тайное попутчику, это в принципе явление частое и нормальное. Но Сергей решил открыть душу мне, а я соседка и на следующей станции не выйду. Вот теперь он наверное мучается испытывая стыд, чувствует себя отвратительно, уж я то его знаю. Он из породы молчунов, обычно все переживания хранит очень глубоко. Я тоже была сбита с толку, не понимала как теперь отношусь к мужу. Не спала ночами и все перебирарала словно яркие бусины воспоминания прошедшего года. В который раз поражалась своей слепоте. Все же ясно было! Все же лежало передо мной на ладони! Мне бы присмотреться, задуматься, почему муж домой поздно возвращается, почему глаза виновато прячет, а когда к дочери приходила Ирка, он же злился невероятно, отчаянно. Замолкал, старался на глаза ей не попадаться, избегал всячески! Боялся молоденькой, наглой девчонки? Это какую же власть она над ним имела?! Ирка играла нашей семьей, словно игрушкой. Наверное в душе чувствовала себя всемогущей, всесильной.
Я никогда не была злобной, но теперь чувствовала как удушающая ненависть поднимается в моей душе, против жестокой девочки-конфетки, которая сломала нашу семью. Конечо же если бы мой муж не повелся на " сладкое", то у Ирки ничего не вышло бы... Но он соблазнился, не устоял, а теперь плачется незнакомой соседке, которая чем-то похожа на его жену, какой он несчастный. Я вскакивала с кровати, подходила к окну и смотрела в темный проем напротив, туда где некогда была моя спальня. Там за задернутыми, темно-розовыми шторами, спал человек который был мне самым родным и близким почти восемнадцать лет. А теперь я и сама не знала, что чувствую к нему. Злость и обиду? Жалость и презрение? Закрывала глаза, прикушивая губу, прислушивалась к себе. Пусто... В резном, хрустальном тереме моей любви больше никто не жил. Он покосился и рухнул. Пыль, торчащие осколки и гулкое эхо. Любовь упорхнула, улетела в неведомые дали. Ее не догнать, а терем не починить, не исправить... Становилось смертельно горько на душе от понимания того, что вернуть все просто несбыточно. Осталось только оглядываться назад, заламывать руки и плакать. Но если бы от этого был какой либо толк... Если бы...