Номенклатурная буржуазия станет настоящим классом собственников только после того, как Россия переживет свою Реформацию, создающую нравственные предпосылки нового общественного уклада. И потому сегодня будущее России зависит не столько от референдумов, выборов и перевыборов, сколько от нравственного прорыва, от появления нового этического кода, рождения людей с новой моралью, способных строить открытое общество.
В сегодняшней России уже необходимо говорить не об изменении нравственных начал, а об их восстановлении.
В начале этого века в России уже ставился вопрос о реформации. Сегодня вновь популярны философы и публицисты веховского направления. На них часто ссылаются, но при этом редко задаются вопросом, почему Бердяева, Соловьева и многих других их единомышленников волновали в первую очередь не экономические и политические взгляды российской интеллигенции, а ее без-религиозность.
Из духовного кризиса начала века было два пути: реформация православия или революционный атеизм. Исторически суждено было победить атеизму. Российская интеллигенция выносила в себе великую утопию о прогрессе, который может быть достигнут лишь при помощи усовершенствования общественного строя.
Спор же на самом деле тогда шел вовсе не о том, есть Бог или нет. В такой форме решался вопрос о месте и роли нравственных начал в общественной жизни. Отвергая религию, российская интеллигенция, сама того не осознавая, отвергала значение нравственной саморегуляции.
Однако вставшее на позиции воинствующего атеизма большевистское государство вскоре убедилось в поспешности своего стремления выбросить мораль на свалку истории. Править обществом лишь при помощи насилия не дано было никому, даже большевикам. Так на исторической сцене появляется коммунистическая мораль.
Сегодня можно посмотреть на знаменитую речь В. И. Ленина на III съезде комсомола под другим углом зрения. Была сделана титаническая попытка, в принципе отринув нравственность, привить народу искусственные нравы, некий суррогат этики, нашедший впоследствии трагикомическое воплощение в Моральном кодексе строителя коммунизма.
В течение семидесяти лет этот суррогат не без успеха использовался властью в мобилизационных целях. Однако в смысле действительного нравственного развития народа это был огромный шаг назад. Вместо движения к нравственной самостоятельности личности возрождался худший вариант ортодоксального православия (в смысле: не Бог для человека, а человек для Бога) с той лишь разницей, что в качестве «отца небесного» выступала сама власть, которая с известных пор определяла критерии добра и зла.