Я не знаю, чего от неё ждать…
Егор поедет со мной. Он спокойный, как удав, а я очень волнуюсь. Я не знаю, как обстоят дела с его родителями, но с моей мамой иногда бывает трудно иметь дело, потому что существует всеобщее мнение, и существует её мнение. Я пыталась ему это объяснить, но он просто поржал.
Сейчас семь сорок утра.
Мой армеец ушёл на пробежку когда ещё петухи не пропели.
Он не сова. Я тоже.
Вздыхаю, встречая первые пузырьки.
Делаю ложкой воронку и осторожно запускаю в воду яйцо, разбив скорлупу о край кастрюльки. Наблюдаю за тем, как сворачивается белок, образуя идеальный овал.
Вкуснятина.
В коридоре звякнули о полку ключи.
Моё сердце радостно затрепыхалось, по затылку поползли мурашки. Каждый раз, когда он где-то рядом, меня так плющит. А теперь ещё и это чувство защищённости, которое возникает, стоит только проговорить в голове заветное слово из четырёх букв.
Егор. Обожаю его имя.
Кусаю губу, прислушиваясь.
Идёт.
Смотрю на дверной проём, поправляя свой хвост-пальмочку.
— Тебе своей одежды мало? — громогласно объявляет он с порога, шагая, как Годзилла.
Мне кажется, я вижу, как дрожит воздух под напором его энергии.
Сама я расплываюсь в лучезарной улыбке. Просто щёки трещат! И начинаю, как дура крутить на пальце свой хвост!
Тихонько вздыхаю, осматривая свою собственность!
Мммм…
Мокрый с головы до ног.
На нём шорты и майка без рукавов, на шее болтаются беспроводные наушники, на щеках золотистая щетина, в волосах бардак.
— А тебе что, жалко? — дую губы, кокетничая.
На мне его футболка, потому что мне нравится носить его футболки.
— Ты потом еду из моей тарелки таскать начнёшь? — спрашивает он, проходя мимо, и невзначай прижимается носом к моей макушке, делая быстрый вдох.
Жмурюсь от удовольствия и счастья.
Провожаю его тоскливым вечноголодным взглядом. Он идёт к холодильнику. Мокрая майка облепила все выпуклости на его спине. Крупные лопатки, его гигантский позвоночник, бугры мышц. Морщусь. Это отвратительно.
Егор ловит мою гримаску, выхватывая бутылку из холодильника, и выгибает брови.
— Не понял?.. — ухмыляется он, поднося горлышко к губам и делая огромные жадные глотки.
Голубые глаза неотрывно скользят по мне. По ногам, волосам, лицу.
— Тебе нужно в душ, — говорю ему, изображая брезгливость.
Рядом с ним я не могу грустить. Просто не могу. Из него жизнь бьёт фонтанами. Я такого никогда не видела.
Он необыкновенный…
Мой…
Пряча глаза, осторожно достаю из воды яйцо пашот и укладываю это совершенство на подготовленный сандвич с авокадо и семгой, наслаждаясь натюрмортом.
Идеально.
Делаю надрез, выпуская желток, и сдвигаю тарелку в его сторону, намекая на то, что он может приступать, а сама берусь за своё яйцо, пропев ему: