В подъезде сразу достаю ключи, приветливо здороваюсь со встретившимися соседями и обмениваюсь с ними поздравлениями. В лифте внимательно разглядываю себя в зеркале: на удивление хороша, несмотря на все перипетии. Медовые волосы струятся шелковистыми локонами, щеки пылают от мороза, оливковые глаза, все еще влажные от постоянно наворачивающихся слез, блестят. Закусываю край нижней пухлой губки и верчусь во все стороны, сокрушаясь, что такой красотой сегодня больше никто не будет наслаждаться. Потом вздыхаю и осуждающе мотаю головой, пытаясь вытряхнуть из нее всякие глупости.
Пока вожусь с дверным замком, вдруг понимаю, что выпитый алкоголь все-таки возымел свое действие, потому что в теле наблюдается приятная слабость. Возможно, поэтому я совершенно потеряла бдительность, не смотрю по сторонам, не прислушиваюсь к посторонним звукам, не придаю никакого значения тому, что на лестничном пролете за моей спиной напротив моей квартиры не горит свет. Едва я успеваю приоткрыть дверь и вынуть ключи из замочной скважины, как кто-то большой и сильный налетает на меня сзади, одной рукой обхватывает за талию, стискивая железным кольцом объятий мои руки, другой зажимает мне рот, глуша рвущийся наружу крик ужаса. Когда меня проталкивают во тьму собственной квартиры, ноги у меня заплетаются, поэтому нападающий легко приподнимает меня над полом, пронося внутрь и, видимо, ногой захлопывает за собой дверь. Все это длится пару секунд, не больше. Я мычу и вырываюсь, сердце бьется где-то в горле, глаза широко распахнуты, в голове ни одной мысли — только паника, недоумение и парализующий лихорадящий страх.
— Сама отдашь все ценное, что есть в квартире, или тебе помочь? — горячо шепчет мне в ухо голос незнакомца, а затем он медленно убирает руку от моего рта и перемещает ее ниже, на горло. Большим пальцем он поглаживает мои губы и поворачивает мою голову вправо за подбородок. Чувствую, как мою холодную с мороза кожу покрывают влажные пылкие поцелуи, а вторая рука мужчины забирается под куртку-пуховик и проскальзывает спереди в узкие джинсы.
— Черт! Черт! Макс! — вскрикиваю я, все еще дрожа с ног до головы от перенесенного шока. Тело не слушается меня, воздуха не хватает, даже свой срывающийся ослабший голос не узнаю — так он изменился. — Я могла умереть от разрыва сердца!
— Да ладно! — как ни в чем не бывало насмехается он и ловко расстегивает мои джинсы, чтобы ничто не мешало его развратным действиям. — Тебе же, кажется, двадцать семь, а не сорок. В твоем возрасте может быть страшен только целлюлит.