Он многозначительно замолчал, а я спросила, чеканя слова:
— Что? Боитесь, сказочка о пропавшем мальчике уже не удержит вашего пса на привязи? — Я понимала, эти слова делают Лёше больно, но этот урод в погонах должен видеть, как мне больно. Что всё идёт по его мерзкому плану. — Или же пересматриваете видео долгими одинокими ночами, наслаждаясь моим страхом, что его обнародуют? Приятного наслаждения. А нам пора в больницу. — Едва переставляя ватные ноги, приблизилась к Лютому, которого всё ещё удерживали, и обернулась: — Знаете, что здоровье у меня слабое, беременность под угрозой, а ваши пожелания — могут погубить ваши же планы! Хотите, чтобы история на этом завершилась?
Чех сузил глаза и с минуту рассматривал меня. Я не выдержала:
— Или я могу уйти одна, без сопровождения вашего верного пса?
Чех молча кивнул своим людям, и Лёшу отпустили. Я крепко, будто утопающий в соломинку, вцепилась в его руку и, держась из последних сил, улыбнулась Сергею, которого всё ещё держал на мушке полицейский Чеха:
— Позаботься, пожалуйста, о… гостях. Мы скоро вернёмся. — Потянула Лютого к выходу. На ходу ощущая, как начинает мутить, прошептала: — Увези меня куда-нибудь, где можно поговорить. Я расскажу тебе кое-что.
Лютый выпрямился, зыркнул на Чеха, оттолкнул руку одного из наемников и, отведя меня в сторону, наклонился к уху.
— В пижаме я тебя на улицу не выпущу, — прошептал очень тихо. — Сможешь переодеться при мне? Я отвернусь, обещаю.
Я осторожно кивнула. Мы поднялись под прицелом множества пар глаз в мою комнату. Когда дверь закрылась, Лютый пронзительно осмотрел меня, словно искал увечья и пытался понять в порядке ли я, а потом отвернулся.
— Быстрее, — сказал очень тихо и упер руки в стену над головой, уткнулся лбом и согнулся. Мышцы на спине пошли буграми, натянув ткань футболки. — Поедем в больницу на день раньше, — сказал Леша через несколько минут молчания. Я успела натянуть теплые колготки, нырнуть в шерстяное платье и даже расчесать волосы. — Назначено на завтра, но Чех об этом не знает. Лина, — Лютый немного повернул голову, но смотрел в пол, а не на меня, — я вытащу тебя. Вас вытащу. Знаю, что ты ненавидишь, что смотреть на меня не можешь, но ради ребенка доверься.
Он оторвался от стены и, подняв глаза, положил ладонь на своё плечо. Обычно я качала ладонью, держась осторожно, не подпуская Лютого… может, мстила отказом за те злые поцелуи, которые он срывал без спроса. И Береговой молча глотал мои отказы. Но сегодня я обмахнулась рукой, словно веером, и в следующее мгновение ощутила себя в сильных объятиях.