— Дашенька, прости за то письмо. Я тебя расстроила. Как-то накатило. Я больше не буду.
— Мамочка, я беру билет и выезжаю. Ужасно соскучилась. Надеюсь на куриный пирог, а?
— Конечно, зозулька моя.
— Как ты меня назвала?
— Зозулька — это Божья коровка. Так меня ласково называла моя мама.
— А мне нравится. Мамочка, я еду к тебе…
В доме Ирины и Аркадия было тревожно, неспокойно. С тех пор, как Настя поступила в медуниверситет и практически не бывала дома, здесь поселилась тоска. Ирина ушла в себя. Аркадий изо всех сил старался поддержать ее. Однако и сам испытывал опустошение. С отъездом Насти жизнь для них, казалось, утратила всякий смысл.
Синдром опустевшего гнезда, откуда исчезла радость со времени покинувшей его повзрослевшей дочери, стал постоянным спутником этой молодой еще семейной пары. Они остро ощущали пустоту, которую чем-то надо было заполнить.
Аркадий весь ушел в работу. И даже решил взяться, наконец, за осуществление своей давешней мечты — написать роман. Правда, сейчас задуманный ранее сюжет о призвании женщины, созданной Всевышним исключительно для служения мужчине, уже казался ему пошлым. Хотелось создать нечто необычное, сногсшибательное и отвечающее духу времени. Это было не просто, и он маялся. Только не в поисках образов. Это было в прошлом. Его вдохновение дремало, Муза крепко спала, а сам он растворился в скучных буднях, заполненных написанием пресс-релизов на животрепещущие темы действительности.
Ирина стала походить на сомнамбулу. Она, словно тень, бродила по опустившей квартире. Казалось, что она порой даже не замечала присутствия Аркадия, задремавшего перед телевизором.
На автомате готовила кушать, протирала пыль, и даже стала вязать. Однако особого рвения к этому увлечению не проявляла. Поэтому начатый шарф сиротливо лежал в корзине, которую она время от времени доставала, перебирала клубки ниток и тут же откладывала это занятие на неопределенное время.
Она часто стояла у окна, задумчиво глядя перед собой. Мысли, которые гнездились в ее голове, были сосредоточены на двух основных вопросах: как там Настена и — неужели никогда?
Первый из них обычно заканчивался звонком. Ира требовала от Насти подробный отчет за прошедший день. Та успокаивала мать, понимая, как тяжело переносит она ее отъезды.
Второй вопрос не давал покоя долгие годы. Он доводил ее до отчаяния, до иступленного желания продолжить поиск Настиной сестры. Но, понимая, что все варианты уже были испробованы, она погружалась в неизбывное уныние. В такие минуты жизнь ее теряла всякий смысл. Вопросы, которые она задавала себе в подступившем отчаянии, сводились к одному: