С опаской открываю один глаз, потом второй. Передо мной гладко выбритый подбородок, запрокидываю голову сильнее, чтобы встретиться взглядом с Игорем Андреевичем. И снова возникает желание крепко зажмуриться.
– Бойся своих желаний, Ева, иногда они имеют свойства сбываться.
О чем это он?
– Каких желаний? – спрашиваю хрипло.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать два. А вам?
Он хмыкнул.
– Много.
– Так не честно. Я раскрыла вам свой возраст. А вы не хотите говорить, сколько вам лет?
– Скажу так. У меня дочь твоего возраста.
– Оу, – единственное что могу произнести на его ответ.
Он отступает и осторожно кладет пакет с лекарствами на полку позади меня. Его рука касается моего плеча. Вздрагиваю, и не укрывается от внимательного взгляда зеленых глаз.
– И именно поэтому, девочка Ева, если ты меня еще раз снова увидишь, лучше тебе не подходить больше ко мне и держаться подальше.
– Почему? – спрашиваю тихо.
– Потому что я не уверен, что смогу сдержаться в следующий раз.
Давно я не бывал в местах, подобных этому, – старенький подъезд с недавно сделанным недорогим ремонтом, где стоят комнатные цветы в вазонах на лестничных площадках и висят картины – дешевые копии великих мастеров – на ядовито-желтых стенах.
Вполне очевидно, что жильцы многоквартирного дома всеми силами пытаются сохранить чистоту и приемлемый вид старого здания. Брезгливо поморщился от созерцания безвкусицы и мысленно ухмыльнулся. Свое детство прожил в условиях похуже этих, а теперь цинично осматриваюсь, желая побыстрей покинуть помещение.
С облегчением вдыхаю свежий утренний воздух, когда выбираюсь на улицу.
– Муся, стой!
Оборачиваюсь на крик и с недоумением смотрю на мелкую шавку, бегущую в мою сторону. Коричневый комок из лохматой шерсти непонятной расы рычит и лает, брызжа тягучей слюной. Приближается все ближе и ближе, словно маленький ураган, и с остервенением впивается в штанину стоимостью в семьсот долларов.
«Какого хе*а?» – думаю с досадой.
– Муся, стой! Стой, кому сказала! Господи, что на тебя нашло? – кричит старушка лет шестидесяти.
Ай да бабушка. Семь часов утра, а она уже при полном параде: губы накрашены красной помадой, глаза и брови обведены жирной черной смазкой, похожей на смолу, пышная прическа обработана пол тонной лака.
Перевожу снова взгляд на мелкую шавку. Прихвостень продолжает рычать и с упоением рвать клыками дорогую ткань. Не люблю, когда портят вещи, принадлежащие мне.
– Пшла! – стряхиваю собачонку, которая тут же подчиняется приказу и садится на свой зад. Карие глаза глядят с упреком.
– Сиди на месте, Муся, поняла? – изрекаю строго.