Рогачев помолчал, обдумывая мои слова.
— Интересную ты работу выбрал себе, Матвей. Знаешь, за тебя я особенно рад. Весь свет, поди, объездил уже? Все, о чем я вам рассказывал, воочию увидел?
— Почти, — я улыбнулся. Работу свою я действительно любил, хоть и занимала она почти все мое время. Привык к дорогам, перелетам, к тому, что дома бываю реже, чем где бы то ни было еще. Очередная причина, по которой серьезные и длительные отношения мне не подходили. Точнее, не подходили женщинам, с которыми я встречался. Независимо от всех моих обстоятельств, рядом оставалась только Она. Была со мной всегда, не важно, куда бы ни занесли меня дела, я отовсюду мог Ей писать и знал, что дождусь ответа. Что мне будут рады и примут в любое мгновенье.
Рогачев смотрел на меня, прищурясь и слегка улыбаясь, будто пытаясь пробраться в мои мысли. В его взгляде ощущался легкий укор, но вслух он так и не сказал об этом. А произнес совсем другое.
— Есть у меня один вариант. Думаю, девочка тебе подойдет.
Я кивнул, тут же уточняя:
— Только, Олег Евгеньевич, дайте мне такую, которая точно справится. Потому что искать и выбирать кого-то еще, если с ней не получится, у меня уже не будет возможности.
— О как, — хмыкнул тот. — Матвей, да ведь ты не на рынке мясо для отбивных выбираешь. «Предложите мне самую подходящую», — передразнил он. — Мы же про живого человека говорим. А живой человек ошибиться может.
— Да понимаю я, — мое заявление и впрямь звучало не лучшим образом, но безумно снова терять время, которого и так не осталось почти. Хотя Рогачеву я мог доверять. Он точно не посоветует плохого. — Не в ошибках дело. Нужно, чтобы она ошибки эти исправлять могла, если и допустит. Быстро и умело. Быстрее, чем кто-то вообще что-нибудь поймет.
— Не многовато ты требуешь от обычной студентки? — снова усмехнулся доцент. — Они ведь только учатся пока. И искусству, и истории, и умению держать себя с людьми, в том числе. А ты совершенство ищешь. Тут ведь как с женой. Сразу идеальную вряд ли найдешь, идеала добиваться надо. Как любовь растить, так и работе учить.
— Почти стихи, — я улыбнулся. — Верно говорите. Давайте ваш неидеальный вариант, а до нужного мне совершенства я сам попробую довести.
Снова что-то непонятное промелькнуло в его взгляде, будто он хотел сказать мне о чем-то, но после передумал. Эта недосказанность волновала, но думать о ней сейчас я не мог. Да и он бы вряд ли признался, раз решил скрыть от меня какие-то свои размышления. Еще какое-то время Рогачев молчал, а потом набрал чей-то номер.