Забавная штука — человеческая жизнь. Подкидывает тебе задачки, к которым ты оказываешься не готов. Я вспомнил вдруг слова Рогачева, которые он часто любил повторять, еще когда я был в числе его студентов. «Вам все равно придется усвоить урок. По-хорошему и вовремя или позже, прилагая уже куда больше усилий. Но дальше двинуться не получится, пока вы не пройдете определенную ступень».
Что усвоить требовалось мне, если я, как школьник, заводился при одном взгляде на обычную в общем-то девчонку? И что за удовольствие было мне дразнить ее? Если она и правда совсем неопытная, то шутить такими вещами тем более опасно. Влюбится в меня — и что делать тогда? Становиться причиной чьего-то разбитого сердца я точно не хотел. Или так подлая человеческая натура выдавала накопленные где-то в глубине обиды?
Я ведь знал, как может быть больно от этого. Был юным и глупым, оттого и чувствовал все по-особенному остро. Внимание со стороны самой красивой женщины в мире, как мне казалось тогда, не могло не льстить. Тем более, что именно благодаря ей я познал подлинный вкус страсти. Впервые в жизни. А влюбленность, помноженная на желание, всегда дает гремучую смесь. Особенно, когда все твои мечты рассыпаются в пыль. И эта смесь меня едва не уничтожила.
Повторения я не хотел. Ни для себя, ни для кого бы то ни было другого. Слишком хорошо помнил обо всем, даже спустя годы, потому и не хотел становиться ни для кого источником такой боли. Слишком опасно играть чужим сердцем.
— Расслабьтесь, Ника. Мы ведь с вами взрослые люди. И ничего не случилось. Пошутили немного за обедом — ну, и будет. Расскажите-ка мне лучше что-то о себе. Должен же я знать, кого взял на работу.
Смена темы должна была помочь нам обоим. Отвлечься, переключиться — и заняться, наконец, тем, для чего мы и встретились: обсуждением предстоящего приезда Леванеса и тем, как обеспечить для него и всей его группы самые комфортные условия.
Но вместо этого я опять подумал совсем о другом. О том, что впервые назвал ее по имени. Не только вслух — в своем сознании тоже первый раз обратился к ней именно так. Ника. Красивое имя. И подходило ей. Легкое и какое-то… воздушное что ли. Я хмыкнул. Что-то со мной определенно не так. Когда прежде обращал внимание на чье-то имя или придумывал для него дурацкие эпитеты? Такие настроения одолевали меня только в юности, да и то недолго, до того, как я понял, какие горькие последствия могут быть у подобного настроя. А теперь вот снова. Только что убеждал себя, что надо забыть обо всем, выбросить из головы и заняться делом — так нет: тут же начинаю придумывать всякую романтическую чепуху.