- Есть! А теперь, дорогой Ворсел, я бы хотел, чтобы ваши астрономы как можно быстрее обработали эти данные. Б результате мы получим точное направление на штаб-квартиру Гельмута. А если мне вновь повезет, я сделаю еще одну засечку!
- Какие же новости ты услышал? - поинтересовался ван Баскирк.
- И хорошие, и плохие, - ответил линзмен. - Хорошие, потому что Гельмут не верит, будто мы пробыли на борту пиратского корабля столько, - сколько мы провели на самом деле. Как ты знаешь, он чертовски подозрителен и уверен, что мы попытаемся сыграть с ним еще раз такую же шутку, какую сыграли в прошлый раз. А поскольку в его распоряжении нет достаточного количества космических кораблей, чтобы осуществить сплошное прочесывание всей подозрительной области космоса, он сосредоточил внимание на близкой окрестности. Есть и плохие новости: пиратам удалось захватить четыре наши спасательные лодки, и они ищут другие. Как бы мне хотелось выйти на связь с остальными лодками! Их экипажи заведомо успели бы добраться сюда прежде, чем их схватят пираты.
- Позвольте мне внести предложение, - вмешался в разговор Ворсел с неожиданной радостью.
- Пожалуйста! - сразу откликнулся линзмен. - Все, что вы нам предлагали до сих пор, всегда было кстати. Откуда такая неуверенность?
- Потому что мое предложение... э... не совсем обычно... Точнее сказать, совсем необычно. Вы, люди, очень высоко цените индивидуальный, личный характер своего мышления! Вы наверняка успели заметить, что ваша наука и наша, велантийская, сильно отличаются. Вы ушли гораздо дальше нас в механике, физике, химии и других прикладных науках. Мы же преуспели в психологии и других интроспективных областях знания. Поэтому я убежден, что Линза, которую вы носите, способна на несравненно большее, чем позволяют ваши собственные возможности. Разумеется, я сам не могу воспользоваться Линзой, так как она настроена на вашу личность. Но я мог бы - разумеется, с вашего согласия проникнуть в ваш разум и воспользоваться Линзой, чтобы установить связь с вашими товарищами. Я не высказывал это предложение раньше, поскольку знаю, сколь отвратительна вам самая мысль о любом постороннем контроле над разумом.
- Не о любом постороннем контроле, а только о враждебном контроле, поправил Киннисон. - Правда, мысль о дружественном контроле над моими мыслями никогда Не приходила мне в голову. Это совсем другое дело! Раз нужно, значит, нужно. Валяйте, дружище, приступайте!
По просьбе Ворсела Киннисон максимально расслабил свое сознание, и разум велантийца начал проникать в него мягкой дружеской волной, несущей доброжелательную силу. Собственно говоря, это была не просто сила, а нечто большее, - глубина прозрения, ясность восприятия и понимания, неведомые до того Киннисону даже в минуты наивысшего подъема. Обладатель влившегося в него разума видел глубинную сущность вещей выпукло и четко до самых микроскопических деталей, которые даже наиболее проницательным умам на Земле представали как бы расплывчатыми пятнами!