Софья натягивает отцовскую футболку – не хочет, чтобы я видел её без одежды. Мне больно это осознавать, но слишком хорошо понимаю логичность и правильность этого неосознанного жеста. Я и её нагота – с некоторых пор несовместимые явления.
- Привет, - в моём голосе столько мягкости, сколько я и не подозревал ни в себе, ни в нём.
- Привет, - она решается взглянуть на меня, но совсем коротко. Даже, наверное, недружелюбно.
Что ж, я не дружить явился, Софи, а просить прощения! И если понадобится, то и умолять стану: нет больше сил жить с этим, не осталось во мне никакой мощи – как бы ни хорохорился, ни скрывался на другом континенте, в кругу чужих моей душе людей, в темноте и промозглости героиновой жизни, только сейчас сам могу себе признаться – погибаю под тяжестью чувства вины…
Наверное, не был я рождён животным. Не должен был быть способным на насилие, жестокость, чёрствость и ту грязь, в которую втянул тебя…
Мы оба зависаем в тягучем облаке ожидания, и я нахожу странным отсутствие неловкости – её нет ни во мне, ни в ней. Софи уже поняла, зачем я здесь, и покорно ждёт моего выхода.
- Прогуляемся?
Она не отвечает, собирает с шезлонга свои вещи: плеер, телефон, книгу, очки, роняет планшет, и я поднимаю его, отряхиваю от песка, выдуваю застрявший в боковых отверстиях для динамиков и протягиваю ей. Её руки принимают его, мы оба на мгновение замираем, но она не решается поднять глаза. Или просто не хочет. Или не может.
Да, последнее – наиболее вероятно. Наверное, не так просто смотреть в глаза того, кто тебя изнасиловал, ведь в глазах – душа, а в душу хочется смотреть тому, кто нравится, кто приятен или, как минимум, не вызывает отвращения так, как я.
- Я не обижу тебя … больше, - выпаливаю.
Не знаю почему, но мне было жизненно необходимо сказать ей это. Пусть так неуклюже, не вовремя и не к месту, но очень хотелось, чтобы она знала, что отныне и никогда с моей стороны не будет ничего плохого в её адрес.
- Просто поговорим. Давно нужно!
- Хорошо, сейчас переоденусь. Подождёшь? – не поднимая глаз.
- Конечно.
Софи не требуется слишком много времени, чтобы натянуть свои шорты и футболку – она выходит всего через пару минут, сжимая в руке сланцы и солнечные очки. Я свои не брал, чтобы не было соблазна прятаться. Извиняются ведь не только словами, вернее не столько… Именно глаза по-настоящему делают эту работу, заглядывая в глубь другого, ищут в них тихую гавань прощения, принятия, снисхождения, отпущения обид в свободное плавание греховной реки истории человечества.
Сколько зла люди причиняли и причиняют другу другу? Сколько душ сгорело в ненависти? Сколько горечи принесли в судьбы многих ревность и зависть?