Но, несмотря на тон, у нее отчего-то возникло ощущение, словно бы он совершенно не собирается говорить то, что она пытается узнать.
— Это ведь все стоит денег, да и время твое… У тебя же и другие дела есть, которыми ты заниматься должен… — с трудом формулируя мысли, облекая в слова то, что не так и легко в голове выстраивалось в какие-то логические цепочки и картины мира, выдохнула она, с тяжелым вздохом уткнувшись лицом в ладони.
Почему-то после того сна утром на нее навалилось какое-то отчаяние, потерянность. Она не понимала, что делать нужно, как правильно, и что, в принципе, ждать от ситуации… А неопределенность пугала не меньше слепоты… Вернее, вкупе с этой темнотой, еще сильнее.
Захар не ответил сразу. Она услышала, как он чем-то грюкнул, будто чашки небрежно на стол опустил, и керамика звякнула о стол. Отодвинул соседний стул, она почувствовала, как он сел совсем рядом с ней. И тут его руки обхватили ее ладони, потянув те вниз. Могла бы — посмотрела ему в лицо, а так… просто повернулась в ту сторону, где ощущала мужчину.
Захар же крепко обхватил ее ладошку своими пальцами, сильно, надежно как-то. И вдруг поднял правую руку Лэли, прижав к своему лицу так, как она сама утром просила, а он не сразу позволил. Будто уловил всю ее растерянность и страх, и вот так вот позволял «следить» за ним и их разговором.
— Я взрослый человек, Лэля, и сам определяю, что для меня важно и первостепенно. Кроме того, хочешь — верь, хочешь — нет, а я ждал тебя, — он словно усмехнулся, говоря об этом, она ладонью ощутила. — Знаю, странно звучит. И, тем не менее, некоторое время назад я понял, что ты появишься и моя задача, возможно, одна из самых важных, что вообще в жизни были, — помочь тебе, приложив все силы и умения. Так что я собираюсь это сделать. А ты прекрати бояться, хорошо? Нечего. Не тебе, лэля. Со всем помогу!
Он как-то по-разному произносил это простое слово из четырех букв.
Иногда — как имя, а временами, будто настолько ласковое обращение, что ей прижмуриться хотелось от тепла голоса этого мужчины, некой, кажется, вообще непривычной ей нежности и… чего-то еще, чего она пока понять не могла. Но это так глубоко и звонко отзывалось у нее внутри. Словно в спинном мозге или в непознанном участке ее сознания, забытом, древнем…
Посмотреть бы на него! В глаза Захару… Интересно, какого те цвета? Но пока все, что ей было доступно, — вот так касаться его щеки, чувствуя, как движется его скула и губы, когда он с ней говорит, как задевают ее пальцы кончики его ресниц. И вслушиваться в малейшие оттенки глубокого голоса этого мужчины, пока ей вовсе непонятного, но от того не менее завлекающего.