В этот раз мои терзания прерывает мама. Она уже вполне адаптировалась в реабилитационном центре. Нашла себя в украшении тамошних клумб. Скучает по Вере, но считает наше решение отправить себя в специализированное учреждение правильным.
Перевожу на видеосвязь, устанавливаю телефон так, чтобы маме хорошо видно комнату и прикладываю к себе два платья прямо на плечиках — коричнево-серое и сине-голубое. Одно — шелковое, другое — двуслойное: нижний — плотная тёмная комбинация, верхний — шифон.
— Мам, подскажи, какое — это или это?
Она чуть склоняет голову, дважды просит меня показать то одно, то другое. И, наконец, спрашивает:
— А тебе для каких целей?
— Сегодня же среда! — напоминаю я. — Встреча с Гектором.
Мама хмурится: мой развод она не приняла.
— Зачем ты мучишь его? — склоняет голову набок, рассматривает меня.
— Мучаю?
— А как ты думаешь — впархиваешь в кафе всегда такая нарядная, красивая, свежая, а ему только и остаётся — смотреть и облизываться.
Пожимаю плечами:
— Это было его условие.
— Глупая ты, Алла, — качает головой мама. — Он же любит тебя. С ума сходит. Вот и выпросил себе хоть раз в неделю.
Начинаю злиться:
— Это Гектор тебе нажаловался? — знаю, что они созваниваются. Он по-прежнему оплачивает мамино лечение и пребывание в центре.
— Ой, дура! — всплёскивает руками мама. — Где Гектор и где — жаловаться? По-моему в его лексиконе и слова-то такого нет.
Это точно — безжалостный. Невольно вспоминаются два случая из прошлой жизни, когда я умоляла его о пощаде и не получила её.
— Алла, я поболее твоего на свете живу. Мне говорить не нужно, и так вижу. И что любит, и что в отчаянии. Причём в таком, что готов на что угодно, лишь бы тебя хоть иногда видеть. Даже на дружбу. Эх, Алка-Алка, вряд ли ещё кто-то будет любить тебя вот так же — перечёркивая себя!
— Мама! — возмущаюсь я. — Ты же видела меня после свадьбы! Знаешь, что он сделал?! Как ты можешь его защищать?!
— Алла, я видела и другое, — говорит она серьёзно и строго. — Когда он тебя в больницу отвёз, вернулся сам не свой. Пришёл ко мне и говорит: «Римма Израилевна, напишите на меня заявление в полицию, что я вашу дочь изнасиловал. Вот медицинское освидетельствование». Положил передо мной документы, бумагу и ручку. А сам — ждёт. Я с его глазами встретилась, и мне показалось — они кровоточили. Алла, я в жизни не видела такого раскаяния, такого сожаления. Я, конечно же, ничего не написала, ещё и поворчала. Сказала, что тебе он здесь важнее и нужнее. Только, Алла, он в тот день сам себя приговор подписал.
Зачем мама всё это рассказывает? Зачем сеет смятение?