— Мы же недолго, — говорю я. Он молча кивает. — Ну, вот. Не замерзну. Не хочу тратить время. Уже темнеет.
Алла, вопит внутренний голос, кто прётся вечером на стройку? Вспомни фильмы про маньяков! На стройке так удобно насиловать, а потом убивать и прятать концы в бетон.
Может, равнодушие Гектора по поводу Данила показное? И, на самом деле, меня ждёт «так не доставайся же ты никому!». Гектор же сам признался, что одержим мною. Это почти что расписаться: я — псих. И я еду с психом ночью на стройку!
Гектор будто считывает мою нервозность.
— Алла, зря я предложил поехать сейчас. Там, конечно, кругом фонари и участок почти весь как на ладони. Но, может, действительно, лучше днём?
Надо же — не настаивает, не давит, не гнёт свою линию. Позволяет самой принять решение. Сделать выбор.
И я делаю:
— Ну уж нет, поехали сейчас. Днём и ты и я на работе. Вечно некогда. Маньяков у вас же там не бегает и серых волков тоже.
— Не бегает, — хмыкнув, признаётся он.
— Вот, — говорю я, — значит, бояться нечего.
— А меня ты, значит, не боишься? — чуть насмешливо интересуется он.
— Ну, мы же друзья, — пожимаю плечами. — Друзья должны друг другу доверять.
— Спасибо, — произносит он, и в голосе сквозит искренняя благодарность.
— А ты давно задумал этот проект? — спрашиваю, чтобы развеять гнетущую атмосферу.
— Это не я — отец ещё, — говорит глухо. Он никогда не называет Ибрагима «отчим» или по имени. — Мы с братьями, — голос чуть ломается, выдавая внутреннее волнение, — занимались спортом. Он хотел, прежде всего, для нас. А потом уже для остальных детей города. Своими сыновьями он всегда гордился.
— Только ими? — ёрзаю на месте, вспоминая слова отца, что Ибрагим своих продвигал, а Гектора бросал на самые рядовые и сложные работы в компании. — А тобой?
Наверное, я сейчас вторгаюсь на запретную территорию и не стоит вообще об этом спрашивать, но мне, почему-то, очень важно знать.
Тонкие пальцы Гектора сильнее впиваются в руль.
— Я тоже был его сыном. С самого первого дня. Он принял мою маму вместе со мной. И никогда нас не разделял. Он очень любил её, и за это я ему невероятно благодарен. У нас была хорошая дружная семья. С братьями контакт наладил не сразу, но потом мы были друг за друга горой.
— А ты сам любил его? Ну, Ибрагима?
Черты лица заостряются и становятся жёсткими — Гектор не выносит говорить о чувствах.
— Я не всегда понимаю, что именно люди вкладывают в понятие любовь. Если брать меня — то скорее уважал, дорожил им, старался, чтобы он гордился мной. Полагаю, это нормально для любого сына.
Он обрывает рассказ достаточно резко, давая понять — откровения закончены. Навсегда.