Гектор не успевает буквально на какую-то секунду. Вижу его руку, которая хватает воздух в том месте, где ещё мгновенье назад была я. И лицо, искажённое ужасом. Но уже в следующую секунду он срывается и прыгает за мной.
Как в красивом трюковом кино.
Ловит в полёте, прижимает к себе, и мы вместе падаем на ближайший выступ в фундаменте. Прямо на гору строительного мусора — много ветоши, пенопласта, но есть и камни, осколки…
Вернее, падает Гектор. Спиной. А я — поскольку всё ещё в его объятиях — оказываюсь сверху. Упираюсь руками в его твёрдую грудь, заглядываю в лицо. Вот так — близко-близко, но ничего не вижу. Здесь темно, свет фонарей не добивает, а телефон я выронила, когда падала…
Сейчас мне остаётся только радоваться, что мой бывший занимается единоборствами. Человек без должной физической подготовки просто не провернул бы такой фокус.
— Гектор! — шепчу, чувствуя, как внутри всё заходится от страха потерять его. — Пожалуйста, очнись! — нежно касаюсь высоких точёных скул, задеваю бархат длинных ресниц. Будто трогаю произведение искусства: у Гектора идеально-правильные черты лица, но при этом нет и грамма слащавости.
Ощупываю дальше. Скольжу руками по плечам, груди, опускаюсь на живот и… отдёргиваю руку, когда натыкаюсь на что-то липкое и тёплое.
Кровь.
У меня идёт кругом голова.
Боже! Он ранен! И снова в его ранении виновата я! Он не сомневался ни одной секунды — кинулся за мной и постарался сделать так, чтобы я не пострадала…
Ну, почему, почему ты такой? Как я могу тебя ненавидеть, если ты срываешься мне на помощь по первому звонку? Если ты бросаешься за мной в пропасть, рискуя собой?
Я тихо плачу, уткнувшись ему в плечо.
— Алка, сучка! Цела? — его рука шарит по мне, ощупывает, проверяет. Забирается в волосы, резко и больно тянет. — Дрянь мелкая! Я чуть не поседел! — голос хрипит, сдавлен.
Гектор целует меня — зло, больно, почти ненавидя. Сминает мои губы, вламывается языком мне в рот, при этом продолжает сжимать мне волосы у корней.
Я плачу, захлёбываюсь слезами, но отвечаю ему.
Мне нужна эта его злость — значит, он в порядке. Даже сейчас, когда я сверху, он умудряется контролировать процесс, подчинять и властвовать.
Отрываясь, прижимает к себе, будто пряча в кольце рук.
— Высечь бы тебя так, чтобы неделю сидеть не могла. Да вот жаль полномочия друга на это не распространяются.
— То есть, — лепечу, размазывая слезы, — будь ты до сих пор мужем — высек бы?
— О да! Со смаком, оттяжкой, до алых рубцов!
— Изверг! — констатирую я, почти ощущая процесс.
— Нет, Алла, не изверг. Просто если у человека мозг перманентно спит, то включают его только так.