Когда я пришла в себя, Варя сидела на краю кровати и поглаживала мои волосы. Она у нас, сколько себя помню, работает. Заменила мне и мать, и отца. Только от нее, к сожалению, я получала одну сухую заботу, а любви и радости не чувствовала, будто женщина делает это не по доброй воле. Ну, за деньги, конечно же. Жалование у нее – позавидовала бы гувернантка президента.
– Где?... – я пошарила глазами по комнате и приподнялась на локтях. В голове гудело, в горле горело, соски ныли и тянули. А все от возбуждения, чертов мишка! И слабая догадка пульсировала в висках: задержка уже неделю. Но нет, этого быть не может...
– Господин Леонов ушел, – сухо проговорила Варя, встала на крепкие худые ноги и спросила: – Что принести к завтраку?
– Я сама спущусь в столовую, не нужно нести, – и отмахнулась. – Все равно ничего не хочется, кроме… лимона.
– Выходить тебе запретили, Ева.
Я спустила ноги с кровати и заметила, что вещей Дэми на комоде нет. Ушел по делам или свалил вообще? Я не разрешала ему, какого хрена он о себе возомнил? И что значит «мне запретили выходить»?
Снова замутило, да так сильно, что потемнело в глазах. Ну, хватит… В желудке пусто давно, какого хрена меня всё ещё тошнит?
Где-то в клатче разрывался телефон. Варя спокойно подхватила сумочку и подала мне.
– Он звонит уже не первый раз, – она слабо поклонилась и пошла к двери. – Принесу вам фруктовый салат.
– Граната хочу, – бросила ей вслед и приложила мобильный к уху.
Женщина тихо закрыла за собой дверь, а в ухо ввинтился обеспокоенный голос менеджера:
– Джонси, миленькая, по новостям такое говорят! Ты жива? Я ночь не спал! У нас концерт послезавтра, не умирай, пожалуйста!
– Тебе меня жалко или концерт?
– Концерт... – простонал он и быстро поправился: – Тебя, конечно! Но сама понимаешь, там же съемка и интервью оплачены. Так… а что с голосом? У нас живое выступление, Джонси!
– Сорвала, – я слабо откашлялась и снова легла на кровать, на бочок – так вроде меньше тошнило. Подушка пахла моим ночным охранником: сладко и терпко. Спасительно. Прикрыв глаза и слушая причитания Энжи, я вспоминала, как обнимала голого мишку всю ночь. Рядом с ним было так… надежно. Хотя мне не спалось: я переживала за его голову, переживала, чтобы он был в порядке, но врач заверил, что это всего лишь небольшое сотрясение и неглубокий порез. Мне было за Дэми страшнее, чем за себя. Вот же дура, правда?