Поневоле я начинаю думать, а вдруг с ним просто что-то случилось? Вдруг он попал в неприятность и не может выйти на связь? Лежит в больнице и нуждается в помощи? Может быть так или нет? И если даже так, то меняет ли это хоть что-то? Ведь он отвернулся от меня и дочки ещё в тот момент, когда выходил на связь… Лишь осыпал лживыми обещаниями и пропал окончательно.
Разбитое сердце ещё отдаёт колкой болью. Поэтому я опасаюсь довериться парню, пришедшему мне на выручку совершенно бескорыстно. Прошло слишком мало времени с момента предательства бывшего парня, с момента родов времени прошло и того меньше!
Я просто не имею права быть доверчивой дурочкой, смотрящей на мир через розовые очки. Сейчас в моих руках находится не только моя жизнь, но и жизнь моей дочурки.
Никто, кроме меня, о ней не позаботится.
Я думаю так много, что голова готовится лопнуть в любой момент. Нужно просто перестать накручивать себя. Но не получается. У меня одной ничего не получается даже успокоить плачущего ребёнка. Дочка надрывается криком и натужно морщит крошечное личико, лёжа у меня на руках. Я опускаю её в кроватку и упираюсь лбом в деревянные перила и реву. Горячие, бессильные слёзы стекают по лицу, капая на детское покрывало с веселым принтом «Hello Kitty!»
В этих слезах всё — мои страхи, растерянность и злость на саму себя. Пытаюсь найти в себе сильные, твёрдые черты характера, ведь я Акишина, дочь полковника. Я представляю лицо отца и вспоминаю, как он чётко и быстро решает любые проблемы. Но вместо поддержки эти мысли вызывают новый поток слёз.
Я должна была признаться папе во всём! Вдруг отец не стал бы жестоко наказывать меня и лишать ребёнка? Тогда мы были бы рядом с ним, в далёком Владивостоке. И я бы не страдала из-за того, что в сердце пускает ростки привязанность к мужчине. Я пытаюсь оборвать эти ростки, но от этого становится ещё больнее.
В какой-то момент я понимаю, что слёз больше нет. Просто сухие, судорожные всхлипы и дрожь. Только Уля до сих пор плачет обиженно. Я снова беру её на руки и прикладываю к груди. Говорят, что эмоции матери передаются и её ребёнку. Сейчас я чувствую нас обеих одинаково слабыми и истощёнными. Истерика уже схлынула и накатывает волнами усталость. Через несколько минут я засыпаю сидя и просыпаюсь лишь от того, что начинаю крениться на бок, держа доченьку на руках. Ульяна уже спит.
Осторожно перекладываю её в кроватку, стараясь не разбудить. Смотрю на часы, автоматически проверяя, стоит ли будильник на следующее кормление. Малышка будит меня сама требовательным криком, но я всё равно боюсь пропустить кормление.