В тот раз для меня все прошло хорошо. Я удовлетворила свое любопытство и, что уж скрывать, желание. На этом и остановлюсь. А Севал пусть сам со своими странностями справляется.
Эти два дня, как бы я ни старалась, прошли в напряжении. И причина охватившей меня нервозности была до безобразия проста. Я боялась за Севала. С замиранием сердца ждала вестей о его смерти или пропаже. И если раньше такая боязнь была всегда построена сугубо на беспокойстве за свою судьбу, то сейчас чувства стали немного другими. К ним, незаметно для меня, примешался горький страх, что я больше его не увижу. Неожиданное и неприятное ощущение, которое я старалась вырвать с корнем.
На третий день, когда Том озвучил приказ Севала о моем отправлении в лагерь Остоса, я испытала неимоверное облегчение. Жив. На волне радости даже не спросила, с какой целью покидаю шахту. Ведь кто-то знающий должен следить за насосом. Пусть здесь и нашлась пара толковых мужчин, которые переняли принципы управления им, но это все равно было странно.
Спорить не стала и быстро собрала свои вещи. А через час мы двинулись в путь. Пешком оказалось идти гораздо дольше, чем верхом на вану. Но тропинка уходила вниз, облегчая дорогу.
— Том, — решила я немного скрасить наше путешествие, — сколько времени ты на планете?
— Почти восемь лет, — ответил он без капли грусти. — Тут неплохо.
Вскинув на него удивленный взгляд, я не удержалась и спросила:
— Неужели тебе нравится?
— Нормально, чем-то похоже на мою родную планету Саора. Правда здесь теплее. Там у нас жизнь суровая, многие покидают дома. Я тоже решил уехать. Несколько лет отработал на астероиде на рудниках. Разницы почти никакой. Что там нищая жизнь, что тут. Здесь оказалось даже лучше.
Меня так и подмывало спросить, за что он сюда попал. Но суровое лицо, изрытое морщинами и пропитанное копотью, хранило свои секреты, а я не решилась на расспросы.
— Ты сейчас во мне дыру протрешь, — хмыкнул он. — Любопытство жжет?
— Угу, — призналась я.
— А представляешь, как оно жжет меня, когда я смотрю на тебя? — и он задорно улыбнулся.
Я в ответ лишь приподняла уголки губ. Вываливать свою подноготную всем подряд у меня не было никакого желания. Том отвернулся и ровным голосом сказал:
— Страшные вещи делаются, как правило, в бессознательном состоянии или с сильными эмоциями в душе. Я был пьян до одури и даже не помню, как все произошло. Увидел запись лишь в суде. Страшно смотреть на себя со стороны, творящим жуткие вещи. В той драке погибло два десятка людей, половину из которых положил я.
Он замолчал, думая о чем-то своем, а я не осмеливалась продолжить разговор. Но он решил за меня.