— Успокойся! — рыкнул он, пытаясь зажать меня в захват.
— Пошел вон! Вон! Не смей сюда входить с его лицом! Не смей!
Он вышел наружу, и я услышала, как он тяжело опустился на землю.
— Ублюдок! — прошептала я, пытаясь сделать вдох.
Внутри все горело и разъедало. Я согнулась пополам и села на пол, зажала голову между колен и постаралась контролировать дыхание. Вдох. Выдох. Еще. Не знаю, сколько я так просидела, когда от открытой двери донесся его голос:
— Иначе никак. Ты ведь понимаешь, что меня не выпустят.
— Заткнись!
Я не хотела слушать его грязные оправдания.
— Он дал на это согласие.
— Врешь!
Не мог мой отец дать право нацеплять свое лицо мерзкому мутанту.
— Когда ты видела меня в той комнате, я брал образец крови.
— Ты это так называешь? Как у тебя ещё язык не отсох! Мерзавец!
— Да какая разница, как это называть! — не выдержал он и повысил голос. — На этой крови я дал твоему отцу клятву. Он знал, что делает, и понимал необходимость этого поступка. Ведь связанный обещанием, используя его личность, я с большей вероятностью смогу тебе помочь покинуть планету.
— К черту тебя и твою помощь! Больно я в ней нуждаюсь. На корабле есть и другие люди, которые могут это сделать. Они прилетят за мной.
— А тебе отец не рассказывал, что ему не разрешили брать с собой граждан Союза? Все наемники, прилетевшие с ним, из Содружества. И как ты думаешь, сильно ли оно хочет, чтобы ты добралась до дома и начала трепаться о том, как тебя незаконно осудили, да еще и про Такутту выдала сведения?
Вот об этом я не подумала.
— Твой отец — умный мужик. Он страховался по всем фронтам и никому не верил. И знаешь, что? Я с ним согласен. Боюсь, если бы за тобой и прибыл второй шаттл, то улетел без тебя. Подготовили бы отчет, что объект не найден. И все были бы довольны. Кроме отца никому не интересно твое спасение. И сейчас на корабле они с нетерпением ожидают, когда закончится оговоренный срок пребывания на орбите. Ни минуты не будут ждать. Умотают. И всех все устроит. Даже Союз, который делает вид, что ему не плевать на свою гражданку.
Глубоко дыша, я попыталась задавить в себе эмоции и подумать над его словами. Подсознательно я понимала, что он прав. Но как же сложно это признать! И так было больно катиться кубарем с горы счастья, что меня обуяло, когда я увидела папу. Я ведь подумала, что он чудом выжил. А сейчас валялась на дне с переломанными крыльями надежды. Закусила кулак, пытаясь не зарыдать.
— Рин, сними приказы, — донесся до меня тихий голос. — Мне больно.
— Я отменяю все, — прошептала я. — Заходи.