Внезапно она рассердилась.
- Я знаю, как об этом думать, - отрезала она. - И ты, должно быть, сошел с ума. Я никому не даю халявы, и уж тем более какому- то чертову анониму, который хочет потереться обо меня, как ...
- Я хочу заплатить. Ты не понимаешь.
- Ш-ш-ш, черт возьми! Потише. - Она рефлекторно погладила свои соломенного цвета волосы. - Забудь об этом, - хрипло прошептала она. - Я ни за что не возьму тебя с собой. Тебе лучше убраться отсюда к чертовой матери.
- Я заплачу тебе вдвое.
Он наклонился к ней, невольно подражая ее шепоту.
- Вдвое больше, чем ты обычно получаешь.
Она увидела, как на его верхней губе выступили капельки пота. Его глаза удерживали ее в яростном усилии заставить понять. Кто он? Неужели он действительно заплатит вдвое больше? Что ж, ей-богу, ему это придется. Потому что она не прикоснется к нему меньше, чем за это, может быть, даже втрое. Она не должна была этого делать.
- Обычно я принимаю, - передразнила она. - за десять тысяч.
Это была ложь, которую она рассчитывала, так сказать, отделить мужчин от мальчиков.
- Двадцать? У тебя дома? Не в гостинице?
- Совершенно верно. - сказала она натянуто, не веря, что он может пойти на это. - У меня дома.
- А что я могу делать? − он спросил. В его голосе слышалась дрожь.
- За двадцать тысяч ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. - Она улыбнулась.
Вряд ли это могло ему сильно помочь. Не отвечая, он сунул руку в карман пальто и вытащил бумажник. Она смотрела, как он прошел мимо ряда купюр, чтобы добраться до пятитысячных. Он достал четыре и разложил их веером на столе. Она посмотрела на него, потом быстро перевела взгляд на кухонную дверь.
- Твои тридцать минут начинаются в ту же секунду, как мы входим в спальню, - сказала она, сгребая деньги. - Все будет в порядке.
Он снова попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. На его лице появилось болезненное выражение. Они прошли вместе три квартала до тихого старого района неподалеку от парка и свернули на подъездную дорожку двухэтажного дома. За олеандрами с белыми цветами, которые в утренней темноте казались крошечными клубами дыма, виднелась наружная лестница, ведущая в квартиру. Он последовал за ней вверх по лестнице, наблюдая, как ее бедра колышутся под платьем. Он подождал вместе с ней на лестничной площадке, пока она достанет ключ и впустит их. В стенной розетке горел единственный тусклый ночник, отгоняя полную темноту неохотным желтушным светом.
- Очень мило, - сказал он слишком быстро, оглядываясь.
− Датский модерн.
− Выглядит дорого, - сказал он заискивающе. Это было не так, и она знала это.