Я слегка прищуриваюсь, снова прицеливаюсь, как…
— Давай, киса! Не томи! — смеется мой противник и, видимо чтобы воодушевить меня, полной пятерней хватается за мою попу.
Такого я, как приличная замужняя дама, стерпеть не могу.
Резко развернувшись, я даю амбалу пощёчину.
Драться приличным дамам запрещено. Это не красиво. Все, чем мы можем выразить гнев — несчастная пощечина. И за время хождения между "мужьями" я выработала особый стиль, позволяющий причинить максимальную боль обидчику.
Поэтому, когда моя рука врезается в щеку амбала, голова того резко разворачивается, искусственный глаз вылетает из орбиты, а дальше — весь бар с замиранием сердца следит за полетом этого "шарика". Глаз перелетает стол и, словно в замедленном действии, опускается в мой дальний стакан.
— Ура! — почти подпрыгиваю я, — Я выиграла!
Амбал, конечно, хочет что-то возразить, но между ним и мной встаёт Юджин.
— Дама попала шариком в стакан, — спокойно говорит он, — Игра окончена.
Возможно из-за его уверенного тона, или по каким-то иным причинам, все в баре прислушиваются к учителю. Я хватаю Арнольда за шиворот и тяну его к выходу.
— Постойте, маменька…
Арнольд, в свою очередь, хватает бутылку из которой я пила.
— Не советую, — шепчу я ему на ухо.
— Отчего?
— Я туда сплевывала…
Арнольд выпускает бутылку, и мы с Юджином благополучно выволакиваем парня из бара.
Арнольда, конечно же, не хватает на весь путь до дома. Его сначала рвет, а потом вырубает на полдороге.
Приходится водрузить его тело на нашу единственную лошадь, а сами идти рядом. Я говорю во множественном числе, так как Юджин вызвался проводить меня и тело моего пасынка.
И, наверное, я все же рада дружбе учителя. Каким бы странным он не был.
Дорога, по которой мы идем-покрыта ночью, Юджин несет факел, я недоумеваю почему я не взяла дома шаль или иную теплую вещь? На дворе осень и ночью более чем прохладно.
Лошадь наша запинается на кочке, тело Арнольда слегка подбрасывает, и мой пасынок начинает бессвязно бормотать. Не знаю о чем он, но слова Аннита и любовь точно можно определить.
— Даже находясь в темноте, я чувствую, что сейчас вы закатываете глаза, — говорит Юджин.
— Даже если так, то что с того? — холодно спрашиваю я.
— Могли бы быть поснисходительнее к мальчику. Он пережил тяжелое предательство.
— Скажите, кого из нас не предавали? — парирую я, и на ум моментально приходит проклятый граф Соцкий.
— Но Арнольд любил Аниту, — словно читает мои мысли Юджин, — Разве вам не кажется, что в этом случае все по-иному?
От злости я готова рычать. Рассуждения Юджина поверхностны и жестоки. Если он думает, что я никогда не проходила через то же, что и Арнольд — он глубоко ошибается. О предательствах я знаю все.