Однажды я в шутку спросила:
– Неужели тебя другие женщины вообще не интересуют?
Мы были тогда на приёме у друзей его отца-дипломата, и Кирилл не отходил от меня ни на шаг, смотрел только на меня, танцевал только со мной.
Он ехидно прищурился и спросил:
– А должны?
Я не знала, что ответить. Меня, по большому счёту, тоже не интересовали другие мужчины. Более того, иногда даже передёргивало от чужих прикосновений.
Но Кирилл в тот вечер наклонился ко мне и прошептал:
– Я женат на совершенстве – зачем мне размениваться по мелочам? – притянул к себе, обнял собственнически и ревниво и добавил: – Ты – моё наваждение, моя одержимость. Другим просто нет места.
Помню, я самодовольно улыбнулась. Быть единственной в жизни мужчины – дорогого стоит.
Поэтому сейчас, топая вслед за Рыбой, я понимаю, что оказалась в гуще какой-то секретной миссии. И, окидывая внутренним взглядом всё случившееся, убеждаюсь в этом всё сильнее: да, скорее всего так и есть. Такие мысли успокаивают меня: если операция – может быть, он там не один. Наверняка, со всем своим «зверинцем»…Просто они затаились и ждут своего часа.
Как бы петь не начать от радости! Меня спасут!
Глупая! Как я могла сомневаться!
– Ты учти, шустрая, – полуоборачивается ко мне Рыба, – Вазир из-за твоего «зайца» очень злой. Веди себя хорошо.
– Хорошо это как? – с лёгким вызовом спрашиваю я. Теперь мне не страшны эти ублюдки. Совсем скоро они заговорят по-другому – как только Кирилл заметит мою разбитую губу и синяк на скуле. Сидеть и смотреть он точно не будет. И прикасаться ко мне не позволит. В этом я теперь на сто процентов уверена. Больше никаких сомнений в муже!
– Тихо и послушно, – поясняет Рыба.
Я лишь фыркаю – ну-ну. Меня слегка знобит и разбирает непонятный смех, вроде бы плакать надо, а у меня – эйфория. И пустота внутри, такая, что кажется аж звенит.
…Меня приводят в большой зал, видимо, когда-то здесь были цеха – вокруг ржавое разбитое оборудование, остановившиеся механизмы, гнутое железо. С потолка свисают цепи и крючья.
На стуле посреди зала сидит человек. Его руки связаны за спиной, ноги замотаны скотчем, голова опущена, а рубашка залита кровью.
А я… недоумённо пялюсь на русую макушку, на выпирающий из-за пояса пивной животик, на дряблые бледные руки и пытаюсь понять… Что это за часть шоу? И куда дели моего красавца-Кирилла? И кто вообще этот человек? Почему эти боровы его называют моим мужем? Что за нелепый спектакль здесь идёт?
Тут в голове щёлкает: «Она же Тихомирова, а должна быть Доронина, ёпт…»
И меня накрывает пониманием….