Хохот сам вырвался из груди Роана и раскатился по подвалу. Он смеялся зло, дико, с надрывом. Злили не слова элементаля, злило то, что этот зеленоволосый дух был прав. Дразнил тем, что Роан поклялся никогда не испытывать. Он и так ощущал себя больным и наполовину безумным. А теперь ещё и этот философский диспут...
- То есть «добровольным одиночеством» ты называешь то, что я изгой? - уточнил граф. -Да? Я сам выбрал себе путь родиться уродом и отпугивать всех вкруг себя?
- Ты родился с отличием от других. И да, это был не твой выбор, - всё так же спокойно произнёс Олли, - а вот распугивать всех вокруг ты сам решил. Не спорю, у тебя на то были свои мотивы. но выбор был добровольным. Беда может случиться с каждым. Ты не виновен ни в чём. Твой отец прожил свою жизнь. Мать - свою. Ты живёшь свою жизнь, а твой дар может стать как даром, так и наказанием. Опять же, тебе решать.
Роан отвернулся, подхватывая с пола меч. Эта беседа стала раздражать, бесить и. ранить. У него ещё уйма дел, планов, целая прорва забот. А эта кучка шутников пускай отправляется на поиски другого объекта для нравоучений.
- Вихрь становится смерчем, когда летит по пустыне, - задумчиво произнёс Зиф, - а встреть он на пути лес, и его смертоносная сила рассыпается.
На эти слова он тоже не ответил, только с силой захлопнул тяжёлую дверь подвала и зашагал вверх по лестнице, мечтая уйти из дома и не думать о всякой ерунде. Любовь он с детства считал болезнью. Глупое чувство, которое лишает способности видеть мир ясно и без прикрас. Только слишком в точку попали слова Олли, и слишком страшно было признать свою слабость. Особенно если всё так же неясно, друг Майри или враг.
Туман. Много тумана. Густой, вязкий, пахнущий сыростью. От него кружилась голова и было чувство, что сейчас задохнёшься. Белая мгла вокруг, сквозь неё видно только неясные силуэты.
- Это опять повторяется! Розис! - слышится голос дядюшки Вааля. - Кто-то хочет повторить неудавшийся эксперимент.
Теперь на стенах были гобелены, а в подсвечниках горели восковые свечи. Пахло чаем с чабрецом и свежим хлебом. Я больше не лежала на холодных камнях. Меня закутали в тёплый плед, уложили на софу у камина. Сознание то возвращалось, то гасло, позволяя услышать лишь обрывки фраз.
- Бред, ты просто рехнулся на старости лет, - смеялся незнакомый голос, - слишком далеко от Гриммо. Ты везде ищешь заговоры, Вааль. Так нельзя.
- Я видел, что они творят, - говорил старый граф, - несчастные девушки. Их тела сбрасывают в яму. Она не первая такая. И явно не последняя.