За дверями в пристрое вдруг какое-то движение послышалось. Как бы даже ойкнул кто-то. Ну, или охнул – Ванька не совсем хорошо расслышал. Ворота то и дверь во двор под крышей из основательных таких досок были сделаны, одна к одной они плотно подогнаны, а ещё и железными полосами скреплены. Полосы те хозяйской рачительной рукой краской покрашены. Не до краски Ваньке сейчас должно быть, а вот заметил и такую мелочь.
– Кто там? – из-за двери раздалось.
– Кум, ты спишь что ли там? Открывай скорей. – конвоир Ваньки ответил и даже заулыбался. Вид такой у него сделался, как будто камень с его плеч свалился и дышать ему легче стало. Шапку ещё чуть к затылку сдвинул и лоб мокрый тылом ладони вытер. Упарился, сукин сын, по двери колотить и под окна бегать…
– Не до гостей нам сейчас, уходи… – опять из-за двери прозвучало. Голос какой-то дрожащий слегка, словно говорящего кто-то за шкирку держит и перед носом сжатым кулаком покачивает.
– Болеете что ли? Так ты в сторонку отойди. Я тут человечка опять привел, с него поиметь хорошо можно. – зачастил солдат. Головой по сторонам завертел – не видит ли его кто, ну и Ваньку в придачу. Не хочется архиерейское золото ему упускать, даже болезнь кума его не пугает. Жадная сволочь, ох жадная…
Снова даже по двери стукнул. Показал куму, что не уйдет он, своего добьется.
За дверью опять какое-то движение обозначилось, вроде даже и сказал кто-то что-то тихо. Иван опять не расслышал, с ноги на ногу переступил – замаялся он уже так стоять руками на ворота опираясь.
Залязгало за дверью железо, словно кто цепь разматывать начал, а потом засов проскрежетал. От кого они тут так запираются? Как в замке каком осажденном…
Вот только собаки что-то не слыхать. Странно, в таком доме и без собачки. Обязательно одна, а то и две у такого хозяина их должно быть, добро сторожить неправедными делами нажитое.
– Заходите уж. Куда деваться то… – из-за открываемой двери донеслось. Никто из её не выглянул, видно и вправду хозяин в сторонку отошел.
Солдат Ивану на дверь штыком указал. Заходи мол, гостем дорогим будешь.
Ванька тяжело вздохнул и под стволом на него направленным во двор с улицы шагнул. Со света в полутьму несколько шагов сделал. За ним конвоир его юркнул, дверь притворил и замер.
В правый висок его ствол «Маузера» уперся, а чья-то ловкая рука тут же солдатика от его трёхлинейки освободила. Да хозяина и «Маузера» же. Сейчас у него обе руки стали заняты – в одной изделие германских оружейников, а в другой уже – российских.
Под крышей в полумраке теперь пять человек стало. Кум, солдатик, он опять чудесным образом всю свою стать потерял, как-то на глазах сморщился и сгорбился, плечики опустились, Ванька Воробьев и два немца. Кому же ещё как не им быть – шинели распахнутые – германские, мундиры под ними – тоже, даже лица, и те – какие-то заграничные. В руках оружие опять же то, что Германия для своей армии производит.