– Иди, не бойся, – неожиданно подал голос Эдик. – Теперь уже можно…
– Что за сговор? Я что-то пропустила? Всем все известно! Одна я, как слепой котенок…
Продолжая ворчать, Дина все же поднялась и послушно двинулась за Красуном.
Зал суда медленно наполнялся людьми. На этот раз простых любопытных здесь не было. Герман Захарович утянул за собой Дину на скромный последний ряд кресел, где обычно расставляли свое оборудование журналисты. Сегодня в зал суда они не прошли.
– Не терпится с тобой поговорить, – успела шепнуть Дина, проходя мимо Артура.
– Позже, – бросил он в ответ и занял место с краю, ближе к двери.
– Встать. Суд идет.
Строгому приказу подчинились все без исключения. Шорканье ног прокатилось по залу, и все замерли. Мужчина в мантии быстро вышел из неприметной двери за трибуной и воцарился на черном кресле с высокой спинкой.
Люди сели, выжидательно притихли.
– Начинается заседание по делу Турчинского Бориса Германовича. В зал суда для дачи показаний вызывается доктор медицинских наук – Коромысло Вячеслав Сергеевич.
– На прошлом заседании неким Куцевым была предоставлена справка из психиатрического диспансера, подтверждающая диагноз шизофрения Воронцовой Надежде Михайловне за вашей подписью. Что вы можете об этом сказать? – прокурор с трудом сдерживал свое возбуждение.
– Да, я ставил подпись на этой справке и я же велел своему персоналу зарегистрировать данную справку в журнале.
– То есть, вы подтверждаете диагноз Воронцовой?
– Нет, не подтверждаю. Эту справку я выписал под давлением.
– Поясните суду, как это происходило.
– Вечером ко мне в дом ворвались двое мужчин. Они схватили мою жену и увезли в неизвестном направлении. Мне же велели оформить карту, справку. В общем, сделать все так, как если бы девушка наблюдалась у нас долгое время. Лечащим врачом было велено назначить Трихонову. На следующий день в больнице я узнал, что Трихонова погибла. Я подделал ее подпись, поставил свою, для солидности подрисовал еще одну неразборчивую подпись.
– Вы можете предположить, почему именно к вам обратились злоумышленники?
– Думаю, для пущей убедительности. Сначала я не понимал этого, но потом вспомнил, что десять лет назад эту девушку уже приводили ко мне. Записи десятилетней давности трудно подделать. А тут такая возможность. Я тогда еще не был главным врачом и часто работал в диспансере на приемах, так называемых, "с улицы". Как правило, это первые обращения к психиатру по каким-либо причинам. Бумажного носителя подробностей приема, наверняка, уже нет. Сам же факт ее записи ко мне на прием, уверен, до сих пор при желании можно разыскать в электронных недрах. Моей задачей было распознать, действительно ли пациенту нужна помощь именно психиатра. Надежду привела мама. История была неоднозначная, и я назначил встречу и ее брату.