Мои легкие загорелись без воздуха, я не дыша рассматривала пришельца и, судорожно вдохнув, закашлялась глядя, как он резко замер возле моего сарая, принюхался, а потом, вздрогнув будто от удара, сбил замок и пнул ногой дверь. Я только дернулась от грохота и попыталась сжаться, свернуться в клубочек, чтобы защититься от очередной боли. Затравленно уставилась на замершего в дверном проеме мужчину, жадно вдыхавшего и побледневшего, разглядывая меня. Я словно кожей, обожженной солнцем и истерзанной когтями, чувствовала, как его взгляд касается моей изношенной рваной рубахи, истощенного тела со следами побоев и в запекшейся крови, грязных волос… Черные глаза напротив расширялись, зрачки заполняли радужку абсолютной тьмой.
Я в ужасе смотрела на пришельца, а он потряс меня до глубины души:
— Ну здравствуй, моя Лапушка…
Как оказалось, еще не умершей души, потому что его тихий, глухой, хриплый от непонятного волнения и бесконечно мягкий голос проник глубоко-глубоко, в самую суть. Так, как давным-давно, когда сказки еще жили в моей душе, говорил Он — мой Волк.
Мужчина медленно, будто опасаясь спугнуть, опустился передо мной на колени. Потянулся к моему лицу рукой, большой, сильной и почему-то дрожащей, — я это ощутила, когда его пальцы невесомо коснулись ссадины на моей скуле и аккуратно убрали прядь волос за ухо.
— Все хорошо, родная, теперь все будет хорошо. Ты только потерпи еще немного, — прохрипел он.
Я молчала, невольно прислушиваясь в себе: чем же так приятно пахнет этот чужак и почему вдруг затаилась моя волчица? Больше не скулит и не ворочается в груди, а замерла, внимая этому мужскому голосу, скрипучему, явно взволнованному. Мужчина осторожно, будто я вот-вот рассыплюсь, поднял меня на руки, прижал к мощной, разгоряченной боем груди. Уткнувшись в нее, я наконец-то глубоко вздохнула. От странного незнакомца пахло чем-то ярким, терпким и в тоже время сладким, чем-то из детства. Кажется, так пахло домом и свободой, и еще — заботой. Так необыкновенно пахло, что я непроизвольно взмолилась:
— Пить!..
Мужчина сорвался с места, унося меня прочь из сарая, а может и из ада. Но стоило нам вынырнуть из дыма, как оказалось: я вновь ошиблась! Незнакомец направился прямиком в хозяйский дом, а там, напугав меня до дрожи, в хозяйские покои — ту самую пыточную, где де Лавернье устраивал «забавы» с моим участием. Я испуганного пискнула, оказавшись по грудь в прохладной воде, все еще на руках незнакомца, в роскошном бассейне, где мой мучитель потом смывал с себя кровь своих жертв.
Мужчина резко открыл кран и помог мне дотянуться до упругой, божественно холодной струйки воды, чтобы жадно, давясь и захлебываясь, напиться вдоволь. Дальше, не выпуская меня из рук, снял с себя обувь и черный верх и остался в штанах. Потянул мою пижаму вверх, чтобы снять, но я судорожно сжала подол в кулаках. Удивительно, но он меня за неподчинение не ударил, не наказал, а оставил в покое: