— Я никогда не видел пару Фабиуса, но жители говорили, что он буквально помешался на тебе, утверждая, что ты копия его избранной. Что ты — Кассандра де Лавернье…
Ужас накатил удушливой мутной волной. Я сжалась и, прикрывшись руками, скулила и хрипела, мотая головой:
— Я не Кэсс, я не Кэсс…
— Тш-ш-ш… — взволнованно зашептал Жак, мягко касаясь моей макушки.
Несколько минут мы сидели молча: я — ожидая, что его рука ударит, а он — гладил и гладил меня по голове зачем-то. Удивительно, но спустя какое-то время я все же успокоилась и совершенно неожиданно начала наслаждаться этой простой лаской.
Еще более неожиданно Жак хрипло попросил:
— Скажи мне, как тебя зовут, твое полное имя? — Я потрясенно молчала — впервые услышала, чтобы настолько сильный вер просил, а он доброжелательно предложил, изумив еще больше: — Давай попробуем начать новую жизнь с того, что ты вернешь себе имя, которое принадлежит с рождения?
Через вбитый обеими хозяевами страх просочилась жажда жизни. Я прошептала:
— Мариза Сарраш.
Большая мужская ладонь монотонно гладила мою голову, будто дикого зверя успокаивала. Приручала.
— Мариза, как звали вожака твоей погибшей стаи? Сколько ему было?
— Амадео Сарраш. Триста двадцать лет.
— Умничка моя, возможно, со временем мы узнаем историю твоей стаи. Может кто-то из родных остался жив, мы найдем их. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива.
Я вскинула голову, настолько ошарашена была его обещанием. Неужели он и правда поможет, найдет кого-то из родственников? Пусть совсем дальних, но как заманчиво вернуть ощущение семьи, причастности к чему-то светлому, родному и счастливому.
Черные глаза смотрели на меня с удивительной нежностью и теплом — невероятно, ведь эти самые глаза похожи на черные бездны, и сам вер выглядит пугающим! Слишком силен в нем зверь, вон, смотрит на меня человеческими глазами, следит. Но внутри у меня уже что-то дрогнуло, недоверчивое и, наверное, глупое: как можно поверить, что кто-то сделает для меня настолько чудесное?
— Сколько тебе лет, Мариза? — очередной вопрос, заданный приглушенным голосом, но как же приятно слышать свое имя из уст этого вера.
— Сорок исполнилось, — шепнула я.
— И двадцать восемь из них, по словам… старожилов, ты провела в плену? — вер немного склонил голову набок и отвел к стеклянной стене взгляд, мне на миг показалось, что он полыхнул чем-то страшным, черным, яростным.
Я снова напряженно кивнула, а Жак, не повернув ко мне лицо, дернул плечом, следом по его щеке прошла судорога и словно меховая дорожка пробежала — похоже, борется со своим зверем за право быть главным. С минуту у него ушло на борьбу и восстановление спокойствия, дальше он продолжил «приручать» меня, точнее, размеренно поглаживать мою лохматую макушку.