Приеду к обеду. Мои истории с моей географией (Рождественская) - страница 16

Вот такой дом. И всегда, проезжая мимо, смотрю в окна второго этажа.

Бабушкины окна. А по дороге к ним на лестнице Марфа, Люба и Зина.

Новодевичий

В московских монастырях совершенно другое ощущение города, он как бы рядом, иногда и слышен, но ты его совершенно не чувствуешь. Словно высаживаешься на островок, где и время не бежит, а плывет, где и люди не по делам, а по зову души, где даже трава зеленее и небо выше. Тянет иногда в такие места. Хожу.

Вот один из таких дней. Просто записки, ощущения, ничего более.

Решили с детьми поехать в музей Москвы, что на Крымском, там большой блошиный рынок. Походили, поглазели, проголодались. Думали-гадали, где поблизости перекусить. Ездили, круги наворачивали, Садовое закрыто, там велогонка, рванули через мост мимо института моего на Комсомольский, там решили свернуть направо и оказались около Новодевичьего. Совершенно случайно, просто дорога привела. На углу нашли кафе хорошее, посидели тихо, поели и пошли через дорогу. Монастырь открыт, потому что праздник великий. Не подумайте, что я каждый день хожу на службу, совсем нет, но тут само собой получилось, без усилий и размышлений, ноги сами привели. Здесь совсем уже не Москва, за этими толстыми, изъеденными временем стенами. И словами-то не объяснить ощущение. Вроде и не видела ничего особенного, но от увиденного голова закружилась и ком предательский к горлу подступил. Хотя, если так подумать, правда, ничего особенного. Может, я просто с годами слишком впечатлительная стала и жизнь воспринимаю иначе, чем в юности, оно и понятно.

Встретила старинную монахиню, лет под сто, с палочкой, которая медленно и уверенно шла к храму мимо таких же вековых, как и она сама, деревьев. Посетители, абсолютно пришлые люди, почтительно отступали и кланялись – сила от этой старицы шла неимоверная.

Чуть дальше, у могилы русскому поэту Владимиру Соловьеву, сидел, сгорбившись, бородатый мужчина с подростком. Мальчик елозил пальцами по экрану телефона, яростно убивая наступающих монстров, а папа, скорей всего, это был папа, что-то вполголоса говорил ему без остановки. И знаете, что он говорил, вернее, читал?

«Чего ж еще недоставало?
Зачем весь мир опять в крови? —
Душа вселенной тосковала
О духе веры и любви!»

Именно, Владимира Соловьева. Наглядно. Вот тут лежит поэт, а вот то, что он писал. Мужчина читал и читал с мрачноватым видом, сын возил пальцами по экранчику, я улыбалась, разглядывая памятник и очень старалась на них не смотреть, неприлично все-таки.

Пошла дальше по аллейке. Все деревья громадные, сказочные, с дуплами, обжитые птицами и белками. Новорожденные заботливо посажены рядом с пожилыми, в распорочку, на месте уже ушедших. Через сто лет вымахают.