В конце концов, мне нравилось быть чьим-то маленьким порочным секретом.
Я отвратительный любовник, когда дело касается романтики. Холодный, замкнутый. До мозга костей женатый на своей работе. Однако в роли «Мистера А» я мог позволить себе расслабиться.
Главное правило моей игры — все должно происходить по обоюдному согласию. Если женщина не способна довериться мне, отбросить сомнения и неуверенность прочь, если не готова наслаждаться процессом, полностью погрузившись в эмоции, то я незамедлительно обрываю нашу связь.
Какой смысл отношений с кем-то, кто не получает от этой игры так же много, как и я?
Если отдаю приказ, я ожидаю, что он будет выполнен. Я могу попросить доказательство, подтверждающее, что распоряжение было приведено в исполнение. Я требую безоговорочного доверия и абсолютного послушания. Если есть что-то, что моя партнерша не захочет выполнять, она должна сказать мне об этом. И мы тут же прекратим.
Это не должно быть легко. Я бросаю им вызов, заставляю делать то, что раньше ни одна из них бы и вообразить не осмелилась.
Нет награды без риска. Нет удовольствия без боли.
Нравится ли мне причинять боль?
Я люблю удовольствие, способное вдохновлять.
Всех, с кем когда-либо вступал в отношения, я держал на расстоянии вытянутой руки. Пусть они считают меня своей фантазией.
Никаких беспорядочных и сложных эмоций. Никаких разочарований. Таким образом, я мог быть тем, кем они желали меня видеть. И каждая из них могла быть той, какой я себе ее представлял.
Я жил с убеждением, что каждая новая игра с очередной партнершей закончится моей бесспорной победой…
До того самого дня, когда вдруг солнечным сентябрьским днем не пошел дождь.
ЛОЛИТА
Впервые почти за пятнадцать лет я надела нижнее белье.
Качественное и дорогое нижнее белье.
Я громко ахнула от заоблачной стоимости комплекта белья, ссылку на который получила от «Мистера А» вместе с сегодняшними инструкциями. Он заплатил за покупку заранее. Перевел деньги на мой новый анонимный счет без малейший колебаний. Это показалось мне удивительно доверчивым поступком. В конце концов, откуда ему знать, что я не оставила бы деньги себе и не сбежала с ними? «Мистер А», должно быть, говорил правду о том, что отлично умеет читать людей. Он знал, что я никогда бы не совершила ничего подлого.
Или этот человек, кого бы он собой не представлял, был безобразно богат, раз мог легко пожертвовать незнакомке триста евро за два крошечных клочка шелка и кружева.