Единственным плюсом из этого всего являлся полученный опыт. Штука эта нейтральная, если отнестись непредвзято и на самом деле, опыт общения с гиенами этого мира, в будущем, наверняка не раз поможет не ошибиться, если правильно применить, разумеется. Ещё оставил образ Риты, тот самый, что «слепил», когда они расстались и который «доделал» уже чуть позже. Каких–либо переживаний уже не было, отгорело. Пытаться анализировать их отношения даже не пытался. Вспоминал, несмотря на всё безумие, которое сопровождало их с Ритой связь, с тёплой и чуть печальной улыбкой. И ведь тоже опыт. Сапёр какой–нибудь, наверное, сказал бы, опыт работы со сломанным взрывным устройством, которое может взорваться в любой момент, а ты сам в дуплину пьяный. Вот такими были их отношения.
Об остальных даже не думал. Факир? Да, неплохой, в сущности, мужик, но уже настолько погряз в этом болоте, что пытаться менять его бессмысленно, рэкетир до мозга костей. Октан? Из той же серии, как и ещё с десяток человек, с кем Дима наиболее близко общался.
Или вот ещё, бои. Участвовал в них, особенно в смертельных, только ради той бури эмоций от толпы, что пропускал через себя. Ну не наркоман ли? Он самый, хуже даже, конченый, убивал ради дозы. А если бы нашёлся боец сильнее? О Медоеде бы попросту забыли через неделю. И всё. Конец…
И таких мыслей и размышлений в пути, особенно первые пару недель, было много, тем более передвигался, в основном, пешком. Ночевал, где придётся, бывало и под открытым небом. С заражёнными проблем тоже, общем–то, не возникало. Дима даже окончательно уверился в своей теории на счёт степени их «развитости» от области к области Улья. Тот же лотерейщих здесь дотянет лишь до развитого бегуна там, в Пекле. И так со всеми стадиями. От схваток с тварями Медоед не отказывался, но и не лез на рожон, всё–таки и здесь большая стая, это большая стая, раздерёт и мявкнуть не успеешь. Крючья за это время получили крови сполна, словно «отпиваясь» за всё то время, пока Дима жил в Камелоте и на Малине.
Попутно ещё и «зверя» дрессировал, начав «выпускать» его из клетки. Что это на самом деле, пока разобраться не мог, скорее всего, некая грань эмпатии, действующая «наоборот» и исключительно для устрашения. К этому ещё и «накачивало» самого Диму гневом, который, как топливо, тоже делал его сильнее. «Договориться» со своим этим внутренним зверем удалось, примерно, к концу первого месяца пути. Получалось, правда, не всегда. Иной раз зверь и сам собой «срывался». На заражённых это действовало не хуже Крюков, совсем мелочь разбегалась, а топтуны или выше, до рубера, уже нападать опасались, ощущая, видимо, более сильного «собрата».