Я кивнула, просто потому что не была способна говорить.
— Ты хочешь, чтобы я остановился?
Я впилась в него беспомощным взглядом.
Нет.
— Хочешь вернуться в свою спальню?
Я отрицательно покачала головой.
Господи, нет.
— Скажи это, — сказал безапелляционно.
— Не уходи, Герман, — я ощутила себя самым беззащитным существом, попросив его не покидать меня, не останавливаться. Я бы умерла, если бы вдруг Ермолов отстранился хотя бы на миллиметр.
— Отлично, — довольно протянул он. — Мне нравится касаться твоей нежной кожи, — перешел на шепот, медленно водя большими пальцами по моим бедрам, и теперь этого было недостаточно.
Я хотела, чтобы он касался меня повсюду. Исследовал каждый сантиметр моего тела.
— Я схожу с ума, представляя, что должен сделать с тобой, — признался Герман, прижавшись ртом к мочке моего уха за мгновение до того, как я ощутила порхание его мягких губ на своей шее.
Тысяча чертей.
Ни один мужчина не говорил мне ничего подобного.
Это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышала.
Я сдерживала за плотно стиснутыми зубами крики восторга, растворяясь в огненных поцелуях Германа. Он прикладывался влажными губами к моему подбородку, мягко царапая щетиной мои скулы. Мы терялись в близости друг с другом, и это совершенно выбивало из колеи.
Когда Ермолов впервые прижался к моим губам, мне потребовалось некоторое время, чтобы восстановить равновесие, прежде чем я ответила на ласку мужчины и приоткрыла уста, плавно двигая ими напротив его порочного рта. Мои руки покоились на его бугристой груди, и, вау, я могла бы вечность трогать эти железные мышцы.
Герман был настолько хорош в поцелуях, что, казалось, он только этим и занимался — совершенствовал навыки любовника.
Я смутно осознавала, что руками Ермолов начал поднимать за край мою футболку все выше и выше по спине. Почему бы ему просто не сорвать ее с меня? Я хотела ощутить на своем обнаженном теле изголодавшийся взгляд Германа. Я хотела услышать его болезненный стон, животный рык. Ощутить то, как он сдерживается, чтобы не раздавить меня в жадных объятиях.
Ближе, ближе друг к другу.
Герман отстранился лишь тогда, когда поднял футболку до лопаток. Ему не требовалось разрешение, чтобы стянуть вещь через мою голову. Конечно же, я позволила. Взор брюнета скользнул по моей покрывшейся мурашками коже. Подушечками пальцев он аккуратно очертил ключицы, затем провел ладонями по груди, задев торчавшие соски.
— Красавица, — сказал Ермолов с тихим восхищением, любуясь тем, как мое тело отзывалось на его ласки.
О, нет.
Я больше этого не вынесу…