Анна Ивановна знает, чего внучка добивается. Довести бабушку до белого каления. Разозлить, самой нареветься, потом броситься на шею и в приступе раскаяния уверять: «Бабулечка моя золотая! Я тебя очень-очень люблю! Я чуть-чуть ошиблась, а ты навсегда-навсегда меня прости!»
У Насти — от горшка два вершка, воробьиные коленки — внутри вулкан эмоций и энергии. На людях она себя кое-как сдерживает, а дома на «бабулечку ненаглядную» тайфун страстей обрушивает. Анна Ивановна дает себе слово не заводиться, но Настя напоминает:
— В рюстре рампочка сгорера, надо новую купить!
Анна Ивановна взрывается:
— Ты по-человечески будешь говорить? В люстре лампочка сгорела! Повтори! Или я не двинусь с места!
Они полчаса препираются у магазина электротоваров. Наконец после угроз лишить внучку телепросмотра бабушка добивается половинчатого компромисса. Поджав губы, Настя выдавливает:
— Ладно! В люстре рампочка сгорела. Довольна?
Ну, хоть что-то!
Через несколько дней психологи вызвали Анну Ивановну в школу. Завуч освободила свой кабинет для бесед с родителями проблемных детей.
— Анна Ивановна, — спросила молоденькая психологиня в стильных очках без оправы, — внучка живет с вами и вы ее воспитываете?
— Да.
— Хотя мама и папа Насти живы-здоровы?
— Да.
— Не алкоголики?
— Нет.
— Не хронические больные инвалиды?
— Вполне здоровы и цветущи.
— Родительских прав не лишены?
— Упаси бог!
— От ребенка единственного не отказывались?
— Никогда!
— Бытовые и материальные условия не скудные?
— Более чем удовлетворительные.
— Они любят своего ребенка?
— Очень!
Так некоторое время они играли в словесный пинг-понг, пока специалистка по детской психике, сама в недалеком прошлом ребенок, не спросила прямо:
— Чем объяснить, что вы, бабушка, воспитываете ребенка, а не они, папа и мама? — У нее даже очки запотели от интереса. Как же! Случай! В диссертацию может войти!
— Так получилось! — ответила Анна Ивановна сурово, давая понять, что откровенничать не собирается.
Великим педагогам, у которых не было собственных детей, и психологам, которые вчера кушали в слюнявчиках, Анна Ивановна не доверяла.
Хотя никакого секрета нет.
Через три недели после рождения Насти стало ясно, что только бабушка Аня может с ней справиться. Неделю невестка с новорождённой лежала в роддоме.
Вторую неделю сын, невестка и ее родители сходили с ума и каждые три часа вызывали «скорую» — ребенок орал, синел и корчился.
На третью неделю Анна Ивановна стала приходить к ним и брать Настю на руки — ребенок мгновенно успокаивался, потешно чмокал губами. Остальные домочадцы тут же падали замертво, получив заветный отдых.