— Ты сам изводишься, Максим.
Выдох как выстрел. Константинов вбивает его горячим потоком над моим плечом, продолжая пожирать глазами.
— Я не понимаю тебя, Света. Ты думаешь, что я рад, что вылетел на встречку девятнадцать лет назад? Что я пьянку на радостях закатил и каждый год отмечаю?
— Нет, но ты должен был мне признаться до подписания договора.
— И что тогда? Переживаешь, что не залепила мне пощечину на несколько дней раньше?
Грудь затапливает огненная лавина. Константинов умеет обрушивать меня в гнев за одно мгновение, я его убить хочу! В такие секунды!
— Я живу в другом мире, Света. Не в таком, как ты. Запомни это уже. Я не могу рисковать, доверять, открываться с первой минуты.
Я отворачиваюсь, чтобы хоть как-то укрыться от его взгляда, от которого уже горят щеки.
— Люди Цебоева могли перехватить тебя, обработали бы, как дурочку, чтобы ты сидела рядом с Ольгой и всей стране открывала глаза на монстра Константинова. В такой роли ты была бы счастлива?
Максим усмехается, из-за чего я действительно чувствую себя дурочкой. Наивной и ничего не понимающей…
— Придумай, что ты хочешь.
— О чем ты? — я теряюсь.
— Если не дом, так что-то другое. Любое желание, мечта, фантазия, я куплю или достану. Подумай и скажи мне после ужина.
— Это премия что ли?
— Я пересплю с тобой за это. Меня достала эта дистанция.
После этих слов Максим молча уходит. Он сворачивает к дому и вскоре скрывается за высокими двойными дверьми. Меня же спасает звонок стилиста, который потерял меня. Он напоминает об ужине, который очень важен и на котором будут все гости, и начинает беспокоиться, что мы не успеем, если я сейчас же не найдусь.
Тут я проявляю эталонное послушание, я рада переключиться на красивые вещи и мелодичный голос стилиста, чтобы не думать обо всем, что происходит между мной и Максимом.
Я не могу разобраться ни в себе, ни в нем. Мне иногда кажется, что между нами только ненависть и желание приложить другого побольнее, а иногда что-то происходит неосязаемое и интимное… Я же чувствую, что порой меня тянет к нему. Мне хочется подойти ближе и уткнуться лицом в его плечо. Я бы даже позволила обнять себя, только чтобы он перестал показывать свою ужасную сторону. Ведь он как будто специально.
Он правда верит, что постель все исправит?
Он настолько самоуверен в себе?
Как он тогда сказал? “Раздеть тебя и сделать своей по-настоящему”.
Да, он настолько самоуверен.
Я меняю три платья и начинаю чувствовать себя Золушкой. Меня впервые так тщательно готовят к выходу в свет. Появляется чувство, что мне обязательно должны вручить Оскар, иначе зачем столько стараний.