— Но твои сиськи наверняка компенсировали отсутствие у тебя одной руки, — обескураживает он.
Ухмыляясь, я делаю вид, что смотрю вниз на мои достаточно выдающиеся буфера.
— Забавно, я говорила то же самое. Думаю, он не зацикливался на размере груди, — пожимаю плечами, все еще улыбаясь.
Мои глаза встречаются с его взглядом, и на его лице расцветает широкая улыбка, и в моей груди возникает непрошеное чувство тяжести, когда понимаю, что в его взгляде синих глаз нет ни капли жалости.
— Я зациклен на сиськах и заднице. Ноги следующие. Затем глаза. Следом идет ум... руки на последнем месте по критериям, — продолжает он, отталкиваясь от комода, когда его ухмылка становится шире.
Вот тебе и не поддаваться Роману Харту.
— Ты просто душка, — говорю я, хотя и не так язвительно, как хотелось бы. Это звучит более хрипло, выдавая меня с головой.
Его брови взлетаю вверх.
— Так за тобой ухаживали?
— Я никогда не получала грёбанных коробок конфет, — отвечаю я, все еще надеясь отложить возможный фейерверк. Если он так же хорош в постели, как и его поцелуи... я буду влюблена к утру.
Секс? Я, правда, думала о сексе?
Моя робо-рука внезапно хватает и обхватывает мой... О нет. Да ну, нахрен.
— Нет! Я кричу, когда робо-рука начинает пытаться стянуть с меня штаны, вероятно, чтобы на самом деле трахнуть меня этими проклятыми металлическими пальцами, которые не предназначены для мастурбации. — Не смей этого делать!
Рука-робо колеблется, и все еще засунута мне в штаны, когда я начинаю отчаянно отстегивать ремни.
— Что ты делаешь? — Роман спрашивает меня, напоминая, что он свидетель этого ужасающего момента.
— Я должна ее снять! — огрызаюсь я. Робо-рука воспринимает эту команду неправильно, и она снова начинает стягивать мои штаны, и мои глаза с ужасом смотрят, как она срывает мое нижнее белье.
— Нет! Только не ты! Я должна тебя снять! Я не хочу, чтобы ты раздевала меня! — кричу я на негодяйку, сучью руку.
Громкий смех вырывает меня из панического тумана, и мои глаза устремляются к закрытой двери. По крайней мере, десять человек смеются по ту сторону, а это значит, что они совершенно неправильно все слышат.
— Повеселись, Хант, — орет кто-то за дверью, отчего мои щеки еще больше краснеют. — Похоже, она чаще дает, чем берет. Счастливчик.
Рука снова неподвижна, но я застыла, увидев, как Роман смотрит на меня с кулаком во рту, а его тело дрожит от безмолвного смеха.
Вот оно. Это. Ад.
Ругаясь, я заканчиваю расстегивать ремни, думая обо всем и о чем угодно, лишь бы моя рука не нарушила моего спокойствия. Как только она отстегивается полностью, я замираю. Один шаг влево, и я могу убрать руку, но это значит, что Роман увидит меня без нее. Несмотря на то, что я преодолела свою неуверенность в себе по большей части, я все еще чувствую себя слишком уязвимой, когда предстаю с остатком своей настоящей руки.