После звонка маме, которая разрыдалась, узнав, что я в безопасности, а затем снова полила слезы, когда я сообщила ей о внучке, я позвонила Фениксу, который – уже без слез – пообещал навестить нас как можно скорее. А затем мы втроем отправились на пляж. У Зои не было купальника, потому мы купили его в магазине отеля.
Я заметила нескольких человек, следовавших за нами, и Костас признался, что это телохранители. Однако я все равно не могла удержаться и часто оглядывалась по сторонам. Может, все же это не слишком хорошая идея. Однако мы продолжили идти к пляжу. Вероятно, после года в плену мне понадобится время, чтобы почувствовать себя действительно свободной.
Костас попросил служащих установить для нас шезлонги и зонтики. Как только я постелила одеяло, он опустил на него Зои. Мы наблюдали, как она доползла до края и потянулась к песку. Сжав в кулаке пригоршню, она хотела было засунуть все в рот, но Костас вовремя ее перехватил, удержав от необдуманных действий.
– Нет-нет, agapiménos, – мягко произнес он. – На вкус это ужасно.
Зои в замешательстве нахмурилась, и Костас рассмеялся. Звук выглядел таким беззаботным. Это было так не похоже на моего мужа. Отцовские инстинкты, очевидно, пробуждали в нем все самое лучшее. Зои стоило только посмотреть на него, и муж смягчался буквально на глазах.
– Такая любопытная, совсем как твоя мать, – он пальцем коснулся ее носа, и Зои захихикала.
Схватив его телефон с одеяла, куда Костас положил его, сбросив рубашку, я нашла в камеру и сфотографировала их. А когда Костас наклонился и поцеловал Зои в щеку, сделала еще один снимок.
Я даже не понимала, что заплакала, пока Костас не глянул на меня и не нахмурился.
– Что такое?
– Ничего, – я вытерла слезы. – Все чудесно, – я шагнула ближе к двум людям, которые стали для меня целым миром. – Пока мы торчали в том доме, я каждый день воображала, что будет, когда ты найдешь нас. Но воображение не отдавало должного этому моменту. Видеть, как ты обнимаешь нашу дочь – это гораздо больше, чем я когда-либо мечтала.
Открыв только что сделанные фотографии, я вдруг заметила татуировку, на которую сперва не обратила внимания.
– Это что-то новенькое, – отметила я. Снова отложив телефон на одеяло, я подошла к мужу и склонилась, чтобы получше рассмотреть.
– Я сделал ее через несколько месяцев после твоего исчезновения, – произнес Костас. На татуировке был треснувший гранат, а внутри ярко-красные бусины... нет, не бусины. Семена граната. – Я думал, что ты ушла от меня, – признал он, и я выпрямилась.
– Что?
– Мы ссорились в утро твоего исчезновения. И я думал, что ты решила меня оставить.