– Ф-ф-фа-а-аф-ф-х-ха-а-р-р-р! – представился нарт, слегка качнув головой.
– Фааф-хар, – степенно повторил Харлат и положил руку на морду: – Прогуляемся?
– Ага! – прокомментировала я куриный галоп Рух-ары в нашу сторону. – Эби, она чего-то не в духе. Что-то её напугало.
– Де-евочка моя! – запела хирургиня.
И швырнула на землю тряпку, дороже которой – ещё минуту назад – у неё ничего не было. Во всяком случае, Арнэра просили это усвоить и не допускать всякого там небрежения.
Эби резво поскакала навстречу подружке. И едва не влетела под мозолистую лапу, мозоли которой напоминают диски от штанги. Рух возмущённо цикнула на недотёпу, отступила и внимательно оглядела её на предмет увечий. Эби захихикала, встала с земли, потирая ушибленную задницу, и повисла на шее нартии. Рух, убедившись, что у подруги всё цело, вздёрнула шею, снова грянув Эби о землю. Переступила через взвизгнувшее тельце и попёрла на иноплеменного вторженца, шевеля локтевыми пальцами и раззявив свой сундук.
Сарг хмыкнул и устроился поудобней, оперевшись сияющей рожей на руку.
– Не подерутся? – засомневалась я.
– У них идиотская традиция не бить женщин, – с картинной досадой посетовал этот гусь.
Фааф-хар и не собирался. Он медленно разворачивался, скучающим взором окидывая склочную деваху.
– Харлат! – лениво проорал Сарг. – Иди сюда! Если они тебя затопчут, вовек себе не простят!
Тот решил довериться мнению специалиста и ретировался со сцены, где бузила прима нашего театра. Эби бросилась на защиту подруги, под хвост которой и попала. В благодарность за никчёмный порыв миротворица получила два разноголосых разнополых рявка в одно лицо. Она разобиделась, обозвала неблагодарную ящерицу срамными словами и пала в объятья подлетевшего Харлата. Тот приволок страдалицу к нам и уложил на травку, припечатав её таким же точно рявканьем. Эби оскалилась, в душе расплывшись от сладостного удовольствия женщины, которую любят и защищают. Наконец, умаявшаяся скандалистка приткнулась к присевшему Арнэру и затихла.
А на ринге шёл бой без правил, поскольку бабские правила противник не признавал. А других Рух не знала, и знать не хотела. И начала, понятно, с пощёчины, влепить которую, однако, не удалось. Вместо рогатой щеки её хвост встретил другой хвост, украшенный, к тому же, шипастой булавой – я и не подозревала, что громадный тяжеловесный мужик двигается быстрей этой вертлявой дебоширки. Фааф-харов хвост отбил удар, развернув Рух почти на сто восемьдесят мордой к себе. Куда и рыкнул от души, зажмурив на ней все отверстия – даже трепетные дамские ноздри.